Поют черноморские волны - [5]
Пройдут немногие годы, и старпом «Красного Кавказа» даст первый бой фашистским морским пиратам, защищая республиканскую Испанию, станет Героем Советского Союза, адмиралом флота и главнокомандующим Военно-Морскими Силами Страны Советов, министром Советского Военно-Морского Флота… В моей же памяти Николай Герасимович Кузнецов неизменно видится старпомом крейсера, в кругу молодых моряков.
Двадцать дней в открытом море
Воспоминания
С какой скоростью проносятся воспоминания?
Есть восточная притча. Некий могущественный шейх в старости призвал к себе прославленного звездочета и потребовал чуда.
Кудесник поставил перед шейхом солнечные часы и наказал всей свите следить за движением времени, соблюдая молчание.
— Закрой глаза, о Повелитель Вселенной, — обратился звездочет к шейху. — Не открывай их до моего прикосновения.
…Шейх увидел себя ребенком. Он дремлет на руках матери в богатом шатре, меж верблюжьих горбов. Желтые пески пустыни качаются, как морские волны, яркое синее небо режет глаза. Тишина вдруг взрывается дикими криками, враги его отца напали на караван…
Медленно тянутся долгие годы рабства. Вместе со своими ненавистными завоевателями он кочует по бескрайним пескам. Живет то в грязном шатре у оазиса, то в глинобитной хижине в неведомом кишлаке, то в беломраморном дворце в шумном городе. Ему запрещено отходить от своего повелителя дальше десяти шагов, малейшее нарушение карается палочными ударами. Он давно уже забыл свое имя, забыл, что он — сын шейха. Он раб, его кормят для того, чтобы он стал бесстрашным и жестоким воином.
Идут годы, он уже юноша, потом — зрелый муж… Но ничто не вечно, и по воле аллаха в одной из схваток конница противника перебила его хозяев, а сам он захвачен в плен и ждет казни… Старый шейх — Повелитель победивших — по приметам, известным только отцу, узнает в нем своего сына…
Проходят еще годы, отец умирает, завещая сыну свои владения. И вот он сам — Повелитель. В его дворцах любимые жены и сыновья, и старший сын всегда здесь, рядом. Борода Повелителя поседела, он схоронил многих близких и все чаще ощущает тяжесть прожитых лет… Годы идут за годами, по воле аллаха черная оспа косит тысячи правоверных, унесла она в черные пески и любимого сына, а шейх — стар и немощен. Неужели это конец его дней? Холодный пот выступает на лбу.
— Открой гласа, о Повелитель Вселенной. — Звездочет едва прикасается к его плечу. Шейх в страхе поднял веки. Рядом сидели любимый сын, визирь, свита… Узкая тень солнечных часов едва передвинулась от одного деления к другому. Лишь мгновения прошли за то время, когда шейх закрыл и открыл глаза. А в грезах со скоростью бешеного скакуна пронеслась перед ним вся его долгая жизнь…
С какой же скоростью проносятся воспоминания?
Мы сидим с внуком на теплых камнях широкой лестницы у моря.
Валерик не сводит глаз с бухты и кораблей, радуясь сбывшейся мечте: он в Севастополе, на Графской пристани!..
Я слежу за взглядом внука, как будто вижу ту же бухту и те же корабли, но волны катятся вдаль, в открытое море, дальше, дальше, и звучат в сердце воспоминания.
Раннее утро на крейсере. Стоим на якорях. С левого борта грозно покачивается линкор, вдалеке — строй эсминцев. Нам кажется, весь корабль с самого утра читает первый номер «Боевой до места!». Его разносят но кораблю прямо из типографии — из крошечного кубрика, в котором тесно размещаются неподвижные стойки с типографским шрифтом и маленькая круглая печатная машина…
По радио объявляется авральная уборка. И вот выходим в открытое море. Сквозь облачное небо пробиваются лучи солнца. Море становится голубым и розовым, и необозримый простор — море и небо! — незабываем.
Звучат характерные прерывистые звуки трубы. Радио сразу же доносит их во все отсеки корабля. Боевая тревога!.. Мгновенно жизнь крейсера переходит в то второе измерение, которое является главной целью его существования. В первые секунды создается ощущение чего-то тревожно-неясного: по всем палубам, по всем трапам бегут, бегут — вверх и вниз, навстречу друг другу. Топот ног в полном безмолвии. И лишь все тот же беспокойный резкий звук трубы… Но очень скоро становится ясным предельно четкий, идеальный порядок. Каждый на своем месте!
— Задраить все люки и иллюминаторы!
— Есть задраить все люки и иллюминаторы! — эхом отвечает крейсер. Грозно разворачиваются башни, орудия нацелены в одну сторону. На горизонте корабли «противника». Медленно двинулись встречным курсом. Сейчас грянет морской «бой»…
Серым ветреным утром подошли к эскадре. Море свинцовое. Тяжелые волны медленно перекатываются, глухо ударяют о борт корабля. С трудом занимаем свое место, видимое в волнах только опытному глазу военных моряков… И сразу же крейсер включается в бесшумный разговор прожекторов. Мигают, зажигаются и гаснут, и снова вспыхивают мощные прожекторы флагманского линкора. По радио звучат расшифрованные команды. И вот уже на борту крейсера, обращенному к флагману, так же как и на всех других кораблях эскадры, неподвижно замерла ровная черно-белая кайма. Это выстроилась команда (в форме № 2 — черные брюки, белые матроски и кителя).
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.