Я потянулся мордочкой к шелковистому меху, ткнулся носом. Запах ласкал мягкой лапой, ластился.
«Ты божественно пахнешь», — подумал я, приоткрыв глаза.
Полежав еще немного, я решил, что стоит встать и убрать воду, пока матрас не пропитался до основания. Ерзанье разбудило Ракеша.
— Куда? — сонно спросил он, разлепив веки и глядя на меня тонкими щелками глаз.
— Хочу убрать воду, — я все еще не желал смотреть на Старшего. Обида пульсировала жесткими ударами ниже пояса, хлестала сердце, пока воспоминания о ремне оглаживали тело.
— Лежи. Я сам, — ответил он и не спеша поднялся.
Мне ничего не оставалось, как уткнуться в покрывало и, сжав лапки, ждать, пока с попы уберут промокшее и сочившееся влагой полотенце.
— Я принесу другое, не поднимайся.
Ослушаться я не посмел, да и куда бы я делся, захоти спрятаться или убежать. Я даже не уверен, что осилил бы поход до ванной комнаты.
Оголившиеся ягодицы обдало прохладой лишь на мгновенье, стоило полотенцу исчезнуть. Кожа нагревалась быстро, лишенная спасительного холода. С голой попой лежать было стыдно, но, по крайней мере, я сумел опустить хвост. Опустить, но не расслабиться полностью — прикосновение неприятно кололо воспаленную плоть.
В комнату вернулся Старший.
— Подними как было, — распорядился он, и я, сцепив челюсть, задрал хвост наверх, послушный приказу.
— Болит?
Сухая махровая ткань неприятно оцарапала, заставив поморщиться.
— Я принес еще льда, — пояснил Старший, совершая на моей покрытой пятой точке какие-то манипуляции.
Закончив, он снова улегся рядом.
— Посмотри на меня.
Делать этого не хотелось — самый главный кот в моей жизни предал меня.
— Тагир, — мягко позвал он по имени. Я развернулся с неохотой. — Скажи мне честно, почему ты сказал это?
Зеленые глаза внимательно вглядывались в мое лицо.
— Потому что я знаю, что она… что я прав.
Старший чуть поморщился:
— Ты же обещал мне больше не врать.
— Я готов вернуться обратно в приют, если мои слова окажутся ложью, — ответил я, выдерживая прямой изучающий взгляд.
— Даже так?
Тяжелые тучи прижали нас крепко к кровати, не давая сердцу ускорить ход. Разговор был тягучий, словно почва, размякшая в поле.
— Да. Но теперь это не имеет значения, мне все равно лучше вернуться. Ты поверил ей, а мне нет. Скоро она войдет в твой дом и мне здесь будет не место. Ведь она наверняка ненавидит меня за то, что я сказал.
— Ты мог не говорить.
— И взял бы грех на душу.
Мы ненадолго замолчали, рассматривая друг друга, словно видя впервые.
— Только я решаю, кто и когда войдет в наш дом… и кто его покинет, — Ракеш поднял лапу и коснулся моего уха. — Совсем прозрачное, ты знал? — неожиданно сменил он тему.
— Нет, сфинксов редко рассматривают, — «смущаясь их уродства», добавил я про себя. — Сильно неприятно? — прошептал я едва слышно.
— Необычно. Я такого никогда не видел, — скользнули подушечки по внешней стороне. — Можно? — спросил он разрешения. Не знаю откуда, но я понял что он хочет потрогать меня еще.
Я кивнул.
Его лапа скользнула на складки, ощупывая их мягкость; они подавались словно глина, следуя за чужими прикосновениями. Палец скользнул на нос, рисуя дорожку до самого кончика. Стало щекотно, я машинально облизнулся, задев его палец.
Мы замерли, глядя друг на друга. Между нами словно проскользнуло что-то. Сердце ударилось о грудную клетку, обдав жаром.
Время остановилось для нас двоих.
Старший неожиданно потянулся и, склонившись, лизнул мой подбородок. Протяжно, захватывая всю нижнюю челюсть и нос. Еще миг, и я ответил, задев его длинный коралловый язык своим, лишь мельком.
Ракеш застыл.
Не желая, чтобы время вновь двинуло ход, я оперся на сгибы локтей и, застыв прямо перед ним, осторожно лизнул его щеку, затем еще и еще, видя, что он позволяет. Коснулся языком его носа, ощутив, как тяжело он тянет воздух, его зрачки расширились, а веки чуть опустились. От пристального взгляда и напряжения, исходившего мягкими волнами от бенгала, внизу налилось кровью. Попу защипало, а Ракеш все еще не двинулся, позволяя себя вылизывать.
— Хватит, Тагир, — неожиданно холодно прозвучал голос. — Ты хороший мальчик, но у нас с тобой уговор, кстати, по твоей же просьбе. Я понимаю, что ты приревновал к Ларите, но это не повод лгать. Знай, я не выброшу тебя на улицу, когда в нашем клане появятся другие коты, и для того, чтобы сохранить мое расположение, совсем не требуется… не требуются отчаянные меры, — он хотел сказать «вранье», понял я, окаменев. — Я надеюсь, что мне больше никогда не придется тебя наказывать, но я сделаю это снова, если подобное повторится.
С этими словами он поднялся и вышел.
Мои щеки горели словно от пощечины.
Лучше б ударил.
Уже не за себя котёнок ропщет, усвоив, кто он есть.
Глотая слёзы, Тагир добра желает хозяину младому,
Но только ложь терпеть, превыше его сил, и лесть
Он чувствует, как гадко расползается она по дому.
Невинный сфинкс, в потоках чувств запутался, малыш,
И есть тут от кого, бенгал манит и проявляет нежность
И даже наказание того не изменит. Ракеш, услышь,
Как плачет маленькое сердце, не видно внешне,
Оно внутри томится, трепещет, словно загнанная мышь.
Услышь, Ракеш, его… услышь.
