Повседневная жизнь языческой Руси - [86]

Но покойник покойнику — рознь. Умершие подразделялись по видам смерти: по старости, по болезни, при родах, не успевшие пожить брачной жизнью, утопленники, висельники, самоубийцы. И каждому виду смерти соответствовал свой комплекс суеверий. Погибшие насильственной смертью могли сообщить в сновидениях, где спрятано их тело. От убийцы они могли во сне потребовать раскаяния. Самоубийц, называемых «нечистыми покойниками», в христианские времена не хоронили на кладбище. Их часто погребали на перекрестках дорог, у леса, на краю поля, реже за оградой кладбища. Сохранился указ патриарха Адриана 1697 года: «А который человек обвесится, или зарежется, или купаясь… утонет, или вина обопьется, или с качели убьется, или иную какую смерть сам над собою своими руками учинит… и тех умерших тел у церкви Божии не погребать, а велеть класть их в лесу или на поле…»[251] Самоубийц очень опасались хоронить рядом с умершими своей смертью, потому что именно из них получались вампиры, водяные, кикиморы и русалки.

Помимо самоубийц к нечистым, «заложным покойникам» относили также детей, умерших до крещения, детей, убитых своими матерями, женщин, умерших во время родов, людей, замерзших в пути. «Заложными» их называли потому, что хоронили их тела не в земле, а в болотах, оврагах, ямах, закладывая сверху ветками, листьями, мусором.

Считалось, что души «заложных покойников» не получили успокоения после смерти, а потому бродят по ночам по миру живых и всячески вредят им. Они могут даже лишить человека жизни. Утопленников тоже относили к «заложным покойникам», но поскольку их взяла водная стихия, то считалось, что это вода (водяной или просто река) требует жертв и они стали случайной жертвой водоема. Утопленникам даже подбирали «заместителей» в виде котят, петухов, куриц, чтобы вода или водяной взяли свою «дань» и не отомстили, затопив в половодье деревню. В народе бытовали поговорки типа: «Вода должна свое взять»; «Со всякой новой мельницы водяной подать возьмет»; «Вода будет дань брать по человеку в год»; «Полая вода покойников любит» и др.[252] Связь утопленников с водной стихией считалась доказанной, поэтому они вызывали дождь. Они же были виноваты в засухе, так как «выпивали» всю воду. Поэтому люди разрывали могилы утопленников с целью прекратить засуху.

Существовал специальный обряд похорон неженатой молодежи, условно называемый «похороны-свадьба». Он заключался в символической женитьбе умершего юноши или девушки. На покойника надевали свадебный наряд, плели свадебный венок, украшали свадебные деревца, пекли каравай, пели свадебные песни. Русские называли это «унылая свадьба». Дорогу на кладбище забрасывали не еловыми ветками, как это принято обычно, а цветами. Чтобы незамужние девушки после смерти не стали русалками, их символически выдавали замуж за парня, который соглашался исполнить эту роль, а если такового не находилось, то женихом становился большой камень или столб. В X веке о подобном обряде упоминал арабский путешественник аль-Масуди.

Существовали дни общего поминания усопших. В христианские времена календарно закрепленные поминания приходились на кануны Рождества, Масленицы, Троицы. Радуница, как особый день поминания родителей и предков («родительская суббота»), совершалась несколько раз в году. Семик, приходившийся на четверг седьмой недели после Пасхи, был днем поминания «заложных» покойников, безымянных и «нечистых». В некоторых областях устраивали на Семик гулянья и конные состязания, топили баню для умерших. В этот день часто проводили обряд изгнания русалок (в Калужской области он назывался «зарезать русалку»), делали обходы полей («хождение в жито») с целью защиты урожая. В Пензенской области в Семик девушки гадали с венками, после чего ритуально кормили парней — каждая своей ложкой. Часто в Семик происходили и различные бесчинства, о которых уже была речь выше.

Нельзя не сказать и о том, что во время поминок язычники приглашали на поминальную трапезу не только покойников, но любые мифологизированные объекты живой и неживой природы. Например, в страшные дни зимнего солнцеворота проходило «закликание Мороза»: сначала его приглашали есть кутью вместе со всеми, а затем заклинали, чтобы он не «клевал овес». Могли также в поминальные дни закликать диких зверей, призывая их совместно есть кисель и не нападать на людей.

Заключение

В заключение хотелось бы еще раз повторить, что я не претендовала на восстановление до мелочей подлинной картины повседневной жизни язычников Древней Руси, потому что это невозможно из-за отсутствия исторических источников. Моя задача состояла в научно обоснованном воссоздании общих и характерных черт этой картины. Для этого я попыталась разобраться, как они воспринимали окружающий мир и как на него реагировали, каким был их менталитет, какую систему ценностей они для себя выстроили, что было для них главным, а что менее значимым. По сути, основная часть информации была получена из поздних источников, характеризующих народную культуру XVII–XIX столетий. И книгу вполне можно было бы назвать «Языческие отголоски повседневной жизни русского народа». Важно было вычленить из обильной массы данных то, что было непосредственным эхом языческого миропонимания, напрямую отсылало бы к язычеству.