Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина - [94]

Скоро министр финансов доложил о положительных изменениях, произошедших с введением монополии: питейный доход казны «чрезвычайно возвысился», а само «потребление питей приведено в положительную известность»; развивались водочная и пивоваренная промышленность, ранее почти разваленные откупщиками; открыто 736 портерных лавок (вместо 70 бывших при откупах), что, по мнению чиновника, «может впоследствии стать серьезным шагом на пути к исполнению "всегдашнего желания правительства, чтобы привычки народа склонить к потреблению напитка, безвредного для здоровья"». Однако вскоре выяснилось, что продажа вина из года в год снижалась^{1}; через 10 лет задуманная в духе «дней Александровых прекрасного начала» система казенной продажи вина показала свою несостоятельность.

Неподготовленная ломка сложившейся сети питейной торговли привела, даже по официальным оценкам, к «полному развращению администрации по питейному делу» вследствие многочисленных злоупотреблений заинтересованных лиц — чиновников казенных палат и самих откупщиков, лишившихся основной части своих доходов. Продавцы бессовестно манипулировали ценами и сортами вина, обмеряли покупателей и снижали предписанную крепость водки при полном попустительстве местного начальства.

Лишь в исключительных случаях сведения о злоупотреблениях доходили до высоких инстанций, и тогда делу давался ход. Так, в Перми только по прямому предписанию нового министра финансов Е. Ф. Канкрина местному губернатору началось в 1825 году следствие о злоупотреблениях чиновников во главе с самим надзирателем питейного сбора, требовавшим себе по рублю с каждого проданного в губернии ведра; при этом министр доверительно просил главу губернии «елико можно менее должно употреблять полицейских чиновников». Прибывшие из Петербурга ревизоры путем «подсыла» (контрольных закупок) и последующих показаний под присягой местных обывателей, мастеровых и солдат установили многочисленные нарушения. Но это нисколько не смутило надзирателя и его подчиненных — они, в свою очередь, обвинили проверявших в провокации и сборе показаний от «не заслуживающих доверия лиц», чье приведение к присяге якобы вызвало народные волнения. Дело завершилось полным поражением приезжих контролеров — столичное начальство приказало им вернуться, тогда как надзиратель Захаров сохранил свой пост^{2}.

В начале нового правления снова Канкрин, опытный и трезвый экономист, подал Николаю I (1825— 1855) специальную записку со сравнением достоинств и недостатков всех известных способов продажи вина, где признавал, что никакими иными бюджетными источниками заменить ее невозможно, ибо «ни один из них не может дать столько, сколько дает казне питейный доход». Министр полагал, что введение свободной продажи спиртного с уплатой акцизного налога было бы оптимальным шагом, но считал его невозможным в российских условиях — из-за недостаточной культуры населения и коррупции в среде чиновничества. К тому же допустить равенство возможностей для разных слоев подданных в этой сфере предпринимательства было нежелательно. Собственно казенная продажа, по мнению Канкрина, себя безнадежно скомпрометировала, поскольку «все злоупотребления по сей части обращаются непосредственно в упрек правительству». В итоге министр вынужден был признать преимущества откупной системы в надежде, что сравнительно небольшое количество питейных домов и несомненная дороговизна напитков будут способны «уменьшить в массе пьянство»^{3}.

Провал государственной монополии и восстановление откупной системы были вызваны неспособностью правительства контролировать местную администрацию при отсутствии малейшей возможности общественного на нее воздействия. Сказалась и слабость казенной промышленности, в то время как мощное дворянское винокуренное производство сохраняло свои привилегии и его продукция нелегально, но успешно конкурировала с худшей по качеству казенной водкой.

Потерпев поражение в попытке установления казенной торговли спиртным, российское правительство махнуло рукой на последствия неограниченного распространения откупной системы продажи водки. Во всяком случае, с 1827 года мы не наблюдаем каких-либо ограничений на продажу крепких напитков откупщиками в казенных кабаках. Откупные поступления (вместе с другими питейными сборами) твердо вышли на первое место среди государственных доходов, требуя при этом минимальных расходов на сборы: победившие на торгах откупщики обычно вносили залог, а затем — помесячно — всю сумму откупного платежа. Государственный казначей Ф. А. Голубев признавал, что ни один налог «не поступает в казну с такой определительностью, исправностью и удобностью, как откупной, который, повсюду поступая по известным числам каждый месяц, облегчает тем самым выполнение правительственных расходов»^{4}. Неуклонное увеличение притока кабацких денег в казну было обеспечено.

В дальнейшем питейное дело неуклонно набирало обороты. Росло количество заводов, а питейные доходы постоянно возглавляли список казенных поступлений и составили в 1825 году 19 554 600 рублей, в 1850-м — 45 015 500 рублей, в 1859-м — 80 137 700 рублей (38% бюджета)