Повести - [105]

…Сергея разбудили за час до вахты. Он поужинал, надел стеганку, в рубке ночью холодно, и без пяти минут восемь — Немцев приучил: должна быть пунктуальность — поднялся на мостик и, положив руку на теплую полированную рукоять штурвала, сменил рулевого.

— Вахту сдал! — произнес подвахтенный, отпуская штурвал.

— Вахту принял! — ответил Сергей, вглядываясь в очертание берега. Немцев подтолкнул локтем подвахтенного штурмана, кивнув на своего сосредоточенно-строгого рулевого, и услышал в ответ одобрительное:

— Школа!

В рубку поднялся капитан, поздоровался, прошел в правый передний угол, уселся на разножку, спросил:

— Где мы?

Штурман так же кратко ответил:

— Прошли Сосновую россыпь.

По тону Немцева Сергей понял: штурман недоволен. Он даже посочувствовал штурману: с одной стороны, вроде бы все верно, надо отвечать, раз капитан спрашивает. Но с другой — спрашивает-то капитан не потому, что не знает, а просто, чтобы в штурмане удостовериться. Вот Немцеву-то это и не любо.

Штурман выходит на правое крыло мостика, огибает рубку, проходит на нос, смотрит на мачту. Непосвященному может показаться — гуляет Немцев, от нечего делать заглядывает на обнос, словно прислушивается к гомону, доносящемуся снизу. Но Сергею известно: огни проверяет штурман, а не прогуливается. Чтобы бортовые светились, как положено: правый — зеленый, левый — красный. На мачте чтобы сиял обычный, белый, топовый, другими словами. И чтобы на корме светились три белых гаковых огня. Иначе попробуй в темноте разберись: то ли встречный катит, то ли буксир с баржами обгоняешь? Нехитрая вроде бы вещь, но десятилетиями копилось, не одной сотней жизней оплачены эти радующие в ночи глаз соцветия огней.

В самую лунную ночь — кому красота, кому мука смотреть, как дробит золотую дорожку пароход, зыблются на воде блики — без бинокля может Сергей разобрать, что перед ним.

«Боцману спасибо, молодец Семен Семенович!» — мысленно поблагодарил Сергей Михалева. Не спит, наверное. Опять не зашел к нему, думал, на ужине увидит. Не было почему-то боцмана. «Ладно, через часок скажу Немцеву: в гальюн нужно, а сам зайду к дяде Семену. Попрошу, если ничего не случится, пусть все же уговорит капитана отпустить на побывку в Мурзиху».

Обождав, когда Немцев войдет в рубку, капитан сказал, позевывая:

— А как ты, Валерий Николаевич, насчет того, чтобы самостоятельно повахтить? Нет возражений?

— Отдыхайте, Леонтий Васильевич, — еле сдерживая радость, ответил Немцев, — чай, не первый раз, не беспокойтесь, я уже адаптировался.

— В случае чего сразу зови, — предупредил капитан.

— Есть! — отчеканил штурман, выходя из рубки следом за капитаном.

Независимость Немцева Сергею понравилась. А что в конце концов — надо же доверять молодежи! Боцман сам говорит, что комиссару Волжской военной флотилии Маркину всего двадцать пять лет было, когда он погиб, а вон какими делами человек ворочал. Так неужели нельзя им с Немцевым доверить, они ведь Маркину почти ровесники?

Впрочем, он тут же перестал думать о постороннем: впереди показались цветные огни.

— Встречный! — обеспокоенно крикнул Сергей, не видя возле себя штурмана.

— Вижу, — отозвался тот и вошел в рубку. — Возьми речнее. Право не ходить!

— Есть право не ходить! — подтвердил Сергей и повернул штурвал. — Толкач?

— Он, — ответил штурман и наклонился в угол рубки, прикуривая сигарету.

— Что-то долго отмашку не дают! — встревожился Сергей. — Они же сверху идут, первыми должны давать.

— Дадут, — затягиваясь сигаретой, ответил штурман. — Где твой глазомер? Тут еще верный километр.

— Меньше, — возразил Сергей, — я думаю…

— Разговорчики! — прикрикнул штурман. — На вахте думаю я, а не ты. — И укорил Сергея: — Вот видишь, мигают. И свисток. Так и сделаем, разойдемся красиво правыми бортами.

Он потянул рукоятку, дал продолжительный сигнал и нажал выключатель отмашки правого борта. Крыло мостика в такт щелчкам озарялось и снова погружалось в темноту.

— Хоть бы уж импульсную поставили, что ли! — подосадовал Немцев и выкинул окурок за борт. — Не мог, понимаешь, тот же боцман завод за горло взять!

— А при чем тут боцман? — спросил Сергей.

— При том, — отозвался штурман, — его же в заводе и в пароходстве боятся, вдруг в министерство опять телегу пошлет.

— Да что, он для себя, что ли, хлопотал? — не согласился Сергей. — Уж в чем, в чем, а в корысти боцмана нельзя винить. Зря это!

— Ишь ты! — Штурман выругался. — Откуда вы только такие-то беретесь? — Он помолчал, а потом продолжал с досадой: — Все блудят, да не все попадаются.

— Ну, а в чем же боцман наблудил?

— Да хоть с той же самой «Грядой», — заявил штурман. — Ему, видишь ли, год до пенсии остался, вот и не трогай, мол, меня, дай дослужить.

— А откуда ты знаешь, что он уйдет? Может, и на будущий год не уйдет.

— Тогда нечего паморки людям забивать! — настаивал Немцев. — Он свое удовольствие справляет, а люди из-за него страдать должны. Ты думаешь, я не знаю? Из-под палки сюда всех согнали.

— Это ты напрасно! — упрекнул Сергей. — Зачем напрасно говорить? Весной, когда я пришел в агентство, меня спрашивают: «На какое хочешь?» — «А какие, — говорю, — есть?» Начали называть, мне понравилось слово «Гряда», я и говорю: «На нее».