Повести и рассказы - [28]

— Который час? — Колосов изловчился вставить среди своего красочного монолога новый вопрос.

— Уже пять...

— А… — совсем осерчал кладовщик, и полилась из форточки невразумительная речь.

— Мне же засветло нужно успеть в Денисовку, людей везу, директора!

— ...в восемь придешь, — напоследок донеслось из форточки, и она захлопнулась.

Обычно смирный Потапов сейчас закипел от бешенства, мыкался под окнами, и попадись ему что-либо под руку, то переколотил бы стекла этому пьянице и бездельнику.

— Гнида! — отчаянно закричал Потапов и обоими кулаками молотил по раме. — Из-за твоей пьянки сорвался мой рейс в райцентр, половина тракторов на снегозадержании и подвозке кормов простояла! Ну ничего, последние денечки измываешься, хватит! Теперь уж совсем выгонят и из дома выселят. Дом совхозный, по твоему требованию выстроили, чтоб поближе к складу, а ты, гнида, выкобениваешься!

— Чего, говоришь, сделают? — нормально поинтересовался Колосов через вновь открывшуюся форточку.

От неожиданной перемены в настроении кладовщика Потапов поперхнулся и замолчал. Он заопасался, что запустят в него каким-нибудь швырком, и потому отскочил в сторону.

— Ну, скажи, скажи, что вчера было-то? — озабоченно требовали из форточки.

— А то и было, — с издевкой сказал Потапов. — Собрались в гараже шофера и трактористы и решили предъявить тебе ультиматум: не кончишь безобразничать — уматывайся к чертовой бабушке из совхоза, а на твое место пойдет по жребию один из нас. Чтоб ему в зарплате не потерять, ребята из своего кармана ежемесячно будут добавлять до тех пор, пока подходящего человека не найдут. Всю область обрыщут, а найдут. Уж так ты всем насолил, на простоях столько потеряли... Досыпай, дрыхни...

Подождал Потапов немножко, огорченно махнул рукой, спрятал лицо в поднятый воротник полушубка, повернулся и побрел, утопая в снежной колее, что вела в гараж. Всего с десяток шагов успел отмерить, когда сзади попросили:

— Петька, погоди! — Потапов остановился. — Тебе сколько солярки надо?

— Бак и бочку в запас.

— Ладно, подгоняй трактор...

Довольный Потапов улыбнулся — припекло, видать, кладовщика сообщение об ультиматуме, пусть теперь повертится. Больно злы на него ребята, на этот раз ему бы не отвертеться.

Не доходя метров ста до гаража, Потапов услышал треск пускача, а потом заработал двигатель, из распахнутых ворот вырвался сноп света — зажглись фары, — высветил полузанесенные снегом комбайны, выстроенные в несколько рядов. Трактор выполз осторожно, развернулся, и свет ослепил Потапова. Он погрозил кулаком. Фары погасли. Некоторое время Потапов шел, ничего не видя перед собой, пока глаза не привыкли к темноте:

Из кабины выпрыгнул Володька:

— Порядок, дядя Петя!

— Порядок, порядок, — пробурчал Потапов. — Сколько раз говорил — сначала погоняй двигатель на разных режимах, нет ли чего, все ли в порядке. После этого садись за рычаги...

— Да ладно, дядя Петя, — беспечно сказал Володька. — Мы ж гоняли вчера!

— То было вчера, а сегодня — это сегодня... Быстренько езжай на заправку.

— Неужели уговорил Колосова?

— Уговоришь его... Припугнул ультиматумом.

Володька засмеялся, присел, напяленными на руки варежками выбил глухую дробь по коленям, бедрам и груди, словно надумал станцевать.

— Ну-ну, не до танцев, — остановил напарника Потапов. — Езжай, а то, глядишь, передумает Колосов. Не забудь налить бочку в запас...

— Есть, дядя Петя! — Володька чертом вскочил на гусеницу. — Если передумает, я ему весь дом разворочу!

Постоял Потапов, напряженно слушая ровный гул, и вроде бы не уловил перебоев и посторонних звуков, означавших неблагополучие в двигателе. Угромыхал, прочеленькав гусеницами, трактор к складу.

Из гаража вышел Аверычев, встал рядом с трактористом. Молчали. О предстоящей поездке разговаривать им незачем — все обговорено и подготовлено на совесть, дорога известна. Впервой ли Потапову колесить по степи, вырос здесь...

В убывающем лунном свете спит поселок — как на юру, открытый всем ветрам и непогодам. А бескровные, тусклые фонари на столбах — у конторы, гаража, клуба, магазина и общежития — единственные маяки на десятки километров. Во все стороны горизонт непроглядно темен. Бескрайна степь, велика Земля, и пролегли по ней бесчисленные пути-дороги.

Впервые Потапову стало неуютно и холодно среди недвижного стылого мира, словно та земля, которую он вроде бы и не замечал — так она привычна и плоть от плоти есть суть его, — задохнулась в жестких морозных объятиях и затихла навеки: по весне не возродится теплом, не приукрасится степными цветами, не запахнет полынью, не засеребрится ковылем. Ему захотелось взвыть от страха одиночества, подкрадывающегося незаметно и вдруг объявшего сердце: неужели молодость прошла, а в зрелости — сожженная пустыня, серая и скучная? Неужели в этой пустыне сгорели и чувства, соединившие двух любящих людей: стоит лишь достигнуть возраста, когда смиренно утихают желания и плечи человека сгибаются под обязанностями и пониманием их суровой необходимости?.. Потапов мысленно вернулся в свой дом: как наяву, увидел отчужденную, застывшую жену, услышал за перегородкой невесомые шажки матери, ее копошение на печке. Где, когда потерял он устойчивость в жизни, с какой минуты возник разлад с матерью, с женой — с любимыми людьми, без которых нет человеку счастья, а сам он тоже никого не греет, стужей несет от него и бедой...