Повесть о военных годах - [58]

Окопанный землей, искалеченный советский танк стоял неприступной крепостью. Вокруг валялись трупы вражеских автоматчиков. А на броне танка прислонились к башне друзья и побратимы — непобедимый гарнизон танка-крепости: Двинский, Швец и Кочетов.

Идти они не могли. Я увезла их на санитарной машине в бригадные тылы: отправиться в госпиталь они категорически отказались. По дороге они рассказали мне всю историю двухнедельной осады.

За блестящее выполнение задания командования члены экипажа танка «КВ» № 14 были награждены орденами Красного Знамени и именными золотыми часами.

СОВЕРШЕННОЛЕТИЕ

Нашу бригаду вывели из боев. Скрытые от противника небольшой высотой, стояли в капонирах под брезентами танки.

Низкой, тяжелой крышей навис над машинами набухший от дождя брезент; ветер отрывал от земли его края, и грязные мокрые полотнища с силой били по лицу, по рукам, сметая приготовленные для ремонта детали. Брезент снимался только при сложном ремонте, чаще его поднимали над танком на своеобразном деревянном каркасе. Как-никак, а все же крыша.

Редко увидишь танкистов на поверхности земли: они зарылись в железных внутренностях своих машин, освещая тяжелый сумрак маленькой переносной лампочкой. Только для завтрака или обеда выбирались они на белый свет, а свет-то совсем не белый, а серый, подернутый пеленой мелкого холодного дождя.

Мария Борисовна в первый же день прибытия на новое место заявила мне:

— Иди в свой батальон. У танкистов сейчас очень ответственная работа, надо им помочь. Комиссар Репин говорил, что среди них есть раненые. На медпункт они не идут: боятся — отправят в госпиталь. Вот ты на месте и помоги им, да смотри, если что серьезное, веди без разговоров сюда, к нам. Да что тебе говорить, — засмеялась она, — ты вот и сама на перевязку не ходишь! Рука болит?

— Болит, — призналась я.

— Значит, лечить надо. Как же ты будешь требовать от раненых, чтобы они лечились, если сама не выполняешь того, что необходимо?

— А как же вы здесь?.. — Я все еще не решалась уходить.

Мария Борисовна рассмеялась.

— А как же ты там? — кивнула она в серую от дождя степь, откуда доносилась глухая артиллерийская канонада. — Уж я как-нибудь без тебя обойдусь.

— Ну, положим, не будь вас, мне там тоже было бы плохо, — не сдавалась я.

Мария Борисовна слегка подтолкнула меня к выходу:

— Иди же, иди, да, смотри, на перевязку приходи!

«Наверно, доктор посылает меня просто отдохнуть! — подумала я, старательно обходя лужи и выбирая более твердую почву по дороге в батальон. — До чего ж у нас народ хороший в бригаде: и Мария Борисовна, и санитар Панков, и комбриг, и Толок, и комиссар Репин, и Двинский — да всех не перечтешь. Как это просто и хорошо звучит: «Наш батальон». Что такое «батальон»? Название войсковой единицы. И в то же время что-то очень родное, близкое, вроде «родной дом». И пусть в доме ты провел детство, вырос, а «наш батальон» всего и существует-то несколько месяцев, я могу крепко поспорить, что роднее, ближе и дороже. Я за «наш батальон». И тот, кто был в бою и видел мужество, подвиг, ясность и чистоту души, которая проявляется у людей в минуты смертельной опасности, видел чуткость друг к другу, самопожертвование, если он видел все это, он согласится со мною. Увлекшись спором с воображаемым собеседником, я уже не следила за дорогой и… провалилась в старый полузасыпанный окоп. Выбравшись, с сожалением оглядела грязные полы шинели, с таким трудом приведенной в порядок накануне, промокшие сапоги, до блеска начищенные утром, и рассмеялась: до чего интересно устроен человек! Вот вчера в бою даже и не обратила бы внимания на лишний комок грязи на шинели и тем более на сапогах, а сегодня — только вышли из боя, и снова на цыпочках обхожу каждую лужицу.

Уже около расположения батальона пробежал Толок. Вид у него был озабоченный, на плече, как у землекопа, две лопаты.

— Тороплюсь! — крикнул он на бегу. — Старый капонир расширять будем. Московские артисты приехали.

— Артисты? Здесь, в Крыму?!

— Ну да, настоящие. Да не задерживай ты меня, еще столько работы!.. Да и побриться надо успеть. Беги лучше в батальон, там брезенты сшивают для крыши — поможешь.

Действительно приехали артисты, и вечером состоялся концерт, и даже не один, а четыре подряд — капонир, хотя и расширенный, не мог за один раз вместить весь личный состав.

Сцену сделали совсем как настоящую, особенно рампу из десятка электрических лампочек, подключенных к аккумуляторам. Народу набилось так много, что стояли прижавшись друг к другу, и так тесно, что невозможно было аплодировать. Свое одобрение артистам публика выражала главным образом дружным топотом и криками «браво». По брезентовой крыше выбивал барабанную дробь дождь. Грязные потоки воды проникали между брезентом и земляным бруствером, смачивая разрыхленную множеством ног землю — пол. Уже ко второму концерту земляные ступеньки, ведущие в капонир, оползли, зрителям приходилось просто прыгать вниз, а по окончании концерта выбираться, подтягиваясь на руках. Но никто не обращал внимания на эти неудобства.

Артистов было немного — пять или шесть человек, и пели они не очень хорошо, простуженными голосами, но мне казалось, что лучшего концерта я никогда не слышала. Ведь они приехали прямо из Москвы!