Повесть о таежном следопыте - [5]
Нет, он не простит тигру его преступления! Серко будет отомщен.
До Нового года оставалось несколько минут. За окном светила полная луна. Она медленно вышла из-за частокола елей, поднявшись по склону хребта.
Вдруг с реки донесся отдаленный выстрел и зловещий рев.
Капланов вскочил. Вот, наконец, и расплата!
Он не помнил, как добежал до места, где стоял самострел. Он уже представлял своего врага поверженным… Отомстил!
Но зверя там не было!
На примятом снегу краснели пятна крови. Приглядевшись, Капланов увидел следы раненого тигра. Зверь уходил, волоча правую ногу, он ставил ее немного вбок.
Самострел плохо сработал. Капланов осмотрел его: тетива промерзла и слегка провисла. Пуля попала хищнику не в грудь, а, как показали следы, в крестец.
Не раздумывая, он решил преследовать тигра. Вернувшись в избушку, зарядил карабин, поспешно собрал со стола свой несъеденный ужин в сумку и, забросив ее за плечи, быстро заскользил на лыжах по льду реки.
Окровавленный след зверя уводил его в глубь заповедника.
Шли предрассветные часы нового года. В тишине слышался скрип лыж да иногда треск деревьев — мороз набирал силу. Темные ельники затаились, стенами встали по берегам, и берега словно бы сдвинулись. Луна спряталась.
Когда пожелтел восток и звезды погасли, избушка осталась далеко позади.
Капланов понимал, что преследовать раненого тигра очень опасно. Хищник уходил быстро, значит, он сохранил силы. Он мог остановиться, спрятаться в чаще, и ожидать там человека. Мог, свернув в сторону и сделав круг, вернуться к своим следам и лечь в засаду, чтобы в какой-то момент прыжком настигнуть врага.
Капланов все это знал. И все-таки не испытывал страха. Конечно, в одиночку идти на тигра рискованно. К тому же у Капланова был серьезный физический недостаток: в детстве он потерял глаз, и поэтому поде зрения его было сужено. Но жизнь в тайге подготовила ко всяким неожиданностям, и он никогда не останавливался перед смелым решением.
Пожалуй, теперь уже не жажда мести, а острое любопытство, стремление поближе узнать редкого зверя, наконец, какая-то дерзкая решимость гнали его по следу «властелина тайги».
Быстрая погоня на лыжах несколько охладила Капланова. Всматриваясь в капли крови на снегу, он думал о том, что все в сущности естественно — тигр живет по суровым законам тайги. Как и все другие звери. Что же тут удивительного? Отчего я этим возмущен? Я любил Серко. Очень любил. Но тигр убивает зверей всю свою жизнь. Почему же он должен был щадить собаку? И разве дело теперь в мести? Нет. Я хочу с ним встретиться. Для чего? Не знаю. Может быть, познать тайны его жизни. И чтобы доказать — человек сильнее любого зверя. Пусть это будет даже тигр, который внушает ужас всему живому в тайге. Я с ним обязательно встречусь. И заставлю его дрожать перед человеком.
Через несколько часов непрерывного хода он увидел, что следы тигра свернули в сторону от реки. Зверь зашел в чащу.
Капланов с большой осторожностью углубился в лес. Минут через десять он натолкнулся на лежку. Широкая, плотно утоптанная, слегка окровавленная площадка показывала, что тигр здесь отдыхал долго, зализывая рану и лежа по-кошачьи, клубком, то на одном, то на другом боку.
Капланов устал, но позволить себе отдых сейчас не мог. След зверя, уходящий отсюда, был совсем свежим. Тигр находился где-то недалеко.
Он прибавил шагу. Шел на лыжах без остановки дотемна. На ходу, лишь раза два за день, Капланов поел лепешек. А следы тигра все уходили вниз, по льду реки. Но наступила ночь и заставила его сделать остановку.
Переночевав у костра, Капланов на рассвете продолжал погоню. Чтобы легче было идти, он оставил на месте ночлега сумку, взяв с собой лишь карабин да сунув в карман несколько оставшихся лепешек.
Там, где в реку впадал приток Сица, на льду виднелось множество тигровых следов. Здесь тигр, очевидно, жил не один день: следы шли вверх и вниз, у берегов и серединой реки. Большинство их было, пожалуй, двухнедельной давности. Отсюда, вероятно, он и направлялся вверх по реке мимо избушки, когда натолкнулся на Серко.
Долину Нанцы в этом месте сжимали крутые высокие горы. В скалистом коридоре, похожем на каньон, словно в гигантской трубе, дул ветер. Начинаясь с восходом солнца, днем он становился сильнее и утихомиривался только на ночь. Ветер заметал свежие следы зверей. И лишь старые отпечатки, которым было дней десять, ясно очерчивались на голом льду, потому что к ним пристыл снег: это были точные контуры тигрового следа.
Ветер и сейчас гудел в скалах, бил в лицо. Подойдя к обрыву, Капланов обнаружил, что свежий след тигра пропал. Ветер помог зверю исчезнуть.
Отыскивая следы, он увидел старый отпечаток лапы маленького тигренка, перешедшего реку. Это было интересно! Уж не обитала ли здесь еще и тигрица с выводком?
На берегах, как и на льду реки, следы задуло ветром. Преследовать тигра дальше было бесцельно. Он повернул обратно, грызя на ходу лепешку. Идти сразу стало легче, ветер теперь был попутным.
Небо сделалось бледно-желтым. Приближался вечер.
Поглядывая под ноги, он уже не думал о тигре, он быстро бежал на лыжах.
Старого рабочего Семеныча, сорок восемь лет проработавшего на одном и том же строгальном станке, упрекают товарищи по работе и сам начальник цеха: «…Мохом ты оброс, Семеныч, маленько… Огонька в тебе производственного не вижу, огонька! Там у себя на станке всю жизнь проспал!» Семенычу стало обидно: «Ну, это мы еще посмотрим, кто что проспал!» И он показал себя…
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».