Повесть о Хаййе ибн Йакзане - [47]
Отправился я с братом моим Асимом[220] из области Мавераннахра[221] в Магриб[222] поохотиться на стаю птиц[223] у берегов Зеленого моря[224].
И вот очутились мы нежданно в селении, жители которого тираны[225], т. е. в городе Кайраване.
Узнав о том, что к ним прибыли мы – дети старца, известного под именем Хади[226] Ибн-Аби-л-Хайр[227] ал-Йамани[228], обитатели города окружили нас, схватили и, сковав железными цепями и оковами[229], бросили в скважину колодца[230] беспредельной глубины.
Над заброшенным[231] тем колодцем, который оказался теперь оживлен нашим присутствием, возвышался дворец с надстроенными над ним многочисленными башнями[232]. Нам сказали: «Не беда, если вы подниметесь ночью[233] обнаженными[234] во дворец, только с рассветом вы неминуемо низвергнетесь в бездну колодца». А в глубине колодца был мрак – один поверх другого[235], так что, когда мы вытягиваем свою руку, почти не видим ее.
И все же с наступлением ночи[236] мы поднимались во дворец и, выглядывая из окошка, обозревали пространство. Иногда из лесов Йемена к нам прилетали голуби и сообщали о том, как обстоят дела в местах заповедных. Временами нам являлись йеменские молнии, сверкавшие с правой восточной стороны[237], и сообщали нам о бедах Неджда, приводя нас с каждым разом во все большее ликование. И мы испытывали тогда тоску по родным краям[238].
В то время, когда мы были заняты ночными восхождениями и дневными нисхождениями, завидели мы в одну лунную ночь[239] Удода[240], доставившего в клюве грамоту, которая исходила с правого края долины в благословенной роще из кустарника[241]. И сказал нам Удод: «Я знаю способ, как вам спастись. Я пришел к вам от Сабы с верным известием[242], и вот он, этот способ, объяснен в грамоте от вашего Отца».
Мы прочитали грамоту, а в ней было написано, что «она, мол, от Отца вашего ал-Хайра и что во имя Бога Всемилостивого, Всемилосердного, пробуждаем-де мы в вас тоску, а вы не затосковали, звали вас, а в путь вы не тронулись, намекали вам, а вы не поняли». В грамоте мне наказывалось: о ты, мол, такой-то, если хочешь спастись с братом своим[243], то не мешкайте с решением отправиться в путь и держитесь нашей путеводной нити[244] – субстанции священной небесной сферы, покоящейся на сторонах затмения; когда дойдешь до долины Намля, отряхни полы[245], скажи: «Слава Богу, который оживил нас после того, как умертвил[246], и к Нему воскресение»[247], погуби семью свою[248], убей жену свою[249] – она в числе оставшихся,[250] – иди, куда тебе велено[251] – ведь тыл их будет отсечен до утра[252], – садись в судно[253] и скажи: «Во имя Бога его движение и остановка»[254]. И объяснялось в грамоте все, что произойдет в пути.
Удод повел нас за собой.
Солнце было у нас уже над головой, когда мы добрались до края тени[255]. После этого мы сели в ковчег, и он понес нас по волнам, напоминающим горы[256]. А желанием нашим было взобраться на гору Синай, чтобы увидеть келью нашего Отца.
И разделила меня с сыном[257] волна, и был он среди потопленных[258].
Я узнал, что назначенный срок для людей моих – утро; разве утро не близко[259]?
Я понял, что у селения, которое творило мерзости[260], верх будет сделан низом и прольются на него дождем камни из глины плотной[261].
Когда мы добрались до места, где волны сталкиваются друг с другом и воды низвергаются, я схватил кормилицу мою, что вспоила меня молоком своим[262], и бросил ее в море.
Мы плыли на ковчеге, сделанном из досок и гвоздей[263]. И мы продырявили судно[264] из страха перед царем, отбиравшим все суда насильно[265].
Нагруженный корабль[266] пронес нас мимо острова Гога и Магога[267] по левую сторону[268] от горы ал-Джуди[269].
Со мною были джинны[270], которые работали предо мною и в самом расплавленном металле[271]. Я сказал джиннам: «Раздувайте!» – и металл стал подобен огню. И я превратил его в преграду, так что я отделился от них[272].
Обещание Господа моего оказалось истиной[273].
В пути я увидел черепа Ада и Самуда[274].
И обошел я те края, а они разорены в своих основаниях[275].
Я взял демонов и людей вместе с небесными сферами и поместил их с джиннами в бутыль, которую я изготовил в виде шара с линиями на нем, подобными пересекающимся кругам[276]. Затем перекрыл реки, текущие с меридиана[277]. А когда вода перестала лить на мельницу[278], рухнуло строение, и вырвался воздух в воздух.
Я бросил сферу сфер на небеса, так что размолола она и Солнце, и Луну, и звезды
Гениальный труд Ибн Сины «Канон врачебной науки» – величайший по значению и содержанию памятник культуры – написан в 1012-1024 годах. Этот колоссальный свод медицинских знаний представляет собой одну из вех на пути развития подлинных идей гуманизма, связанных с борьбой за охрану здоровья человека. Величайшие памятники человеческого ума, к которым принадлежат и «Канон», вошли в сокровищницу мировой науки и культуры.
Ибн Сина (Абу Али Хусейн ибн Абдаллах, латанизированное – Авиценна) – великий ученый, философ, врач, поэт, литературовед Х—XI вв.В эту книгу вошли лирические стихи, а также сокращенный вариант поэмы о медицине – урджузы.
Единственное произведение Ибн-Туфейля, сохранившееся до наших дней, – это роман "Хайй, сын Якзана" (полное название – "Трактат "Хайй, сын Якзана" относительно тайн восточной мудрости, извлеченных из зерен сущности высказываний главы философов Абу-Али Ибн-Сины имамом, знающим и совершенным философом Абу-Бекром Ибн-Туфейлем"). Это произведение Ибн-Туфейля, повествующее о естественном развитии человека и его мышления, пользовалось большой популярностью не только в эпоху средневековья – широкое признание оно получило также и у европейских читателей нового времени, впервые познакомившихся с ним в конце XVII в.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.