Повесть о Хаййе ибн Йакзане - [48]
После этого я избавился от четырнадцати гробов[280] и десяти могил[281], от коих протягивается тень Бога, так что сжимает меня к святости медленным движением[282], после того как сделал Он Солнце ее указателем[283].
Я нашел путь Бога и понял: это – моя дорога прямая[284].
Ночью сестру мою[285] настигла кара Божия[286]: темную часть ночи она провела в лихорадочном сне, и кошмары доводили ее до припадков сильного безумия.
Я увидел светильник[287], в котором было масло[288] и из которого лил свет, распространявшийся по всему дому. Обитатели же его воспламенялись от сияния света солнца над ними. Затем я поместил светильник в пасть Дракона, обитающего в созвездии Оросительного колеса[289], под которым было Красное море и над которым были звезды, коих источник излучения ведом только Создателю их и искушенным в знании[290].
И увидел я Льва[291] с Тельцом[292] уже скрывшимися и Стрельца с Раком уже исчезнувшими в круговороте небесных сфер[293]. Весы оставались в равновесии, когда Йеменская звезда[294] появлялась из-за тонких облаков[295], состоящих из того, что соткали пауки по углам элементного мира[296] в мире возникновения и уничтожения.
С нами были овцы[297]. Мы оставили их в степи. Их погубили землетрясения, и в них попал огонь молнии.
Когда расстояние было преодолено и дорога подошла к концу, когда возжелала печь[298] конической формы[299] и мы стали видеть небесные тела, я соединился с ними. Я слышал тоны их и лады, познал соотношения между ними, а звуки доносились до слуха моего подобными тому, который издает цепь, трущаяся о твердый камень. И от блаженства, полученного мною от этого, жилы мои едва не разрывались, суставы едва не разъединялись. И повторялось такое со мною до тех пор, пока облака не рассеялись, а послед не оборвался[300].
Я вышел из пещер и гротов, направившись к Источнику Жизни, и увидел громадный камень, возвышавшийся на вершине горы подобно огромному утесу. И я спросил у рыб[301], что, собравшись в Источнике Жизни, нежились и наслаждались в тени Великой горы: «Что это за горы? И что это за громадный камень?».
Тогда одна из рыб, пройдя подземным ходом, скользнула в море[302] и сказала: «Это то, к чему ты стремился[303]. Гора эта – гора Синай, а камень – келья Отца твоего».
Я спросил: «А что это за рыбы?».
Рыба ответила: «Это тебе подобные. Вы – сыны одного отца. С ними произошло примерно то же, что произошло с тобой, ибо они братья твои».
Услышав эти слова и убедившись в их правдивости, я обнял своих братьев. Я был им рад, и они были рады мне.
Я поднялся на гору и узрел Отца нашего – Великого старца[304], от явленного света которого едва не раскалывались небеса и земля. В изумлении и растерянности я зашагал к нему. Он приветствовал меня, и я преклонил колени пред Ним, едва не исчезая в лучезарном Его свете.
Проплакав некоторое время, я начал сетовать на темницу Кайравана, а Он молвил, обращаясь ко мне: «Да, ты теперь свободен. Но тебе придется непременно вернуться в западную темницу, ибо от оков ты еще не избавился».
Заслышав эти его слова, я потерял рассудок и начал громко стенать подобно человеку, оказавшемуся на краю гибели, и взывать к Нему с мольбой. А Он сказал: «Вернуться тебе надо сейчас же. Но я обрадую тебя, сообщив две вещи. Во-первых, если ты возвратишься в темницу, ты сможешь прийти к нам и легко подняться в рай наш, когда захочешь. Во-вторых, ты обретешь у нас окончательно свободу, покинув западные страны все и навсегда».
Я возрадовался сказанному, а Он добавил: «Знай, что гора эта – гора Синай. Но над ней возвышается другая гора Синин[305] – обиталище родителя моего и твоего предка, к коему отношение мое таково же, каково твое отношение ко мне. У нас есть и другие предки, но родословие наше завершается царем, который и есть тот Великий Пращур, у коего нет ни деда, ни отца. Все мы – рабы его, от него мы получаем свет и заимствуем огонь. Ему принадлежит величайшая красота, высшее великолепие и всепокоряющий свет. Он превыше вышнего, Он Свет Света и выше Света от века и всякая вещь гибнет, кроме Его лика[306].
Так как обстоятельства у меня изменились и я низринулся в пропасть, я оказываюсь среди людей неверующих, заточенных в краях Запада. Но я все еще испытываю несказанное наслаждение. Я плакал, я молил, я сокрушался о разъединении. Ведь этот покой был лишь мимолетной грезой. И да избавит нас Бог от плена природы и оков первоматерии.
И скажи: «Хвала Богу, Он покажет вам Свои знамения, и вы узнаете их, и ваш Господь не пренебрежет тем, что вы делаете!»[307]. Скажи: «Хвала Богу! – но большая часть их не знает!»[308] Благословение Бога пророку нашему Мухаммаду и всему его роду.
Приложение
Хайй б. Йакзан
Хайй б. Йакзан – название арабоязычной символической притчи Шайх ар-Раиса Ибн Сины, написанной им в течение краткого периода заключения в крепости Фарджан неподалеку от Хамадана.
Несмотря на то что Ибн Сина принадлежал к числу философов-перипатетиков, и большая часть его философского наследия написана в русле традиции, заложенной Аристотелем и его последователями, у него есть и краткие произведения, написанные в духе Платона и неоплатоников, такие как «Саламан и Абсаль», «Послание о птицах» и «Хайй б. Йакзан». На это обращал внимание уже Ибн Саб'ин (ум. 669 л.х. /1371 г.) [Данешпажух. С. 404]. Эти произведения представляют собой философские символические притчи, и Ибн Сина стремился изложить в них свои философские взгляды и идеи языком символов. И «Хайй б. Йакзан», и «Послание о птицах» представляют собой повествование о путешествии духа, мысли, воображения, в которое пускается говорящая душа человека. Она оставляет телесный мир – мир чувственного восприятия, и восходит в мир высший – умопостигаемый мир, а в пути получает представление о различных философских истинах.
Гениальный труд Ибн Сины «Канон врачебной науки» – величайший по значению и содержанию памятник культуры – написан в 1012-1024 годах. Этот колоссальный свод медицинских знаний представляет собой одну из вех на пути развития подлинных идей гуманизма, связанных с борьбой за охрану здоровья человека. Величайшие памятники человеческого ума, к которым принадлежат и «Канон», вошли в сокровищницу мировой науки и культуры.
Ибн Сина (Абу Али Хусейн ибн Абдаллах, латанизированное – Авиценна) – великий ученый, философ, врач, поэт, литературовед Х—XI вв.В эту книгу вошли лирические стихи, а также сокращенный вариант поэмы о медицине – урджузы.
Единственное произведение Ибн-Туфейля, сохранившееся до наших дней, – это роман "Хайй, сын Якзана" (полное название – "Трактат "Хайй, сын Якзана" относительно тайн восточной мудрости, извлеченных из зерен сущности высказываний главы философов Абу-Али Ибн-Сины имамом, знающим и совершенным философом Абу-Бекром Ибн-Туфейлем"). Это произведение Ибн-Туфейля, повествующее о естественном развитии человека и его мышления, пользовалось большой популярностью не только в эпоху средневековья – широкое признание оно получило также и у европейских читателей нового времени, впервые познакомившихся с ним в конце XVII в.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
Русская натурфилософская проза представлена в пособии как самостоятельное идейно-эстетическое явление литературного процесса второй половины ХХ века со своими специфическими свойствами, наиболее отчетливо проявившимися в сфере философии природы, мифологии природы и эстетики природы. В основу изучения произведений русской и русскоязычной литературы положен комплексный подход, позволяющий разносторонне раскрыть их художественный смысл.Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических факультетов вузов.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.