Повесть о Федоте Шубине - [27]

Шрифт
Интервал

Вскоре выяснилось, что о розгах Шубин беспокоился напрасно. Прилежание в учении и способности ограждали его от телесных наказаний.

Шубин всегда пробуждался раньше всех в общежитии и, зажегши сальную свечку, читал, ничего не пропуская из того, что требовалось знать ученикам Академии. Днем все его время занимали лекции, живопись, лепка.

В классе скульптуры сквозь промерзшие решетчатые окна сумрачно просачивался свет. Ученики молча копировали афинскую царицу Дидону, сидящую на костре. Модель Дидоны вылепил сам Жилле и хотел, чтобы ученики ему подражали. Он ходил вокруг своих питомцев и внимательно следил за их работой. Дидона многим не удавалась. Ученики, чувствуя близость строгого учителя, волновались, и оттого работа у них не клеилась — капризная Дидона не поддавалась точному воспроизведению.

Жилле, как бы между прочим, не отвлекая учеников от дела, ходил и размышлял вслух, явно рассчитывая на то, что они его услышат и поймут.

— Учение начинается с воспитания, — говорил он, — воспитанный человек есть лучший гражданин государства, а худо воспитанный — зверю подобен. Потачка юношам леность приносит, нежелание руками трудиться и разумом мыслить. Учитесь, учитесь, наука не имеет пределов, а жизнь любого из нас коротка. Теперь этого не примечаете, не цените время, под старость поздно будет восполнить упущенное, нерадением в молодости допущенное. Не ропщите, если мы строги к вам, строгость введена ради порядка и вашего успеха…

Жилле подошел к Шубину и, пристально посмотрев на его работу, заметил, что Федот лепит царицу как-то неохотно и хладнокровно. Между тем статуэтка в его руках оживала.

Профессор сдержанно похвалил Шубина.

В перерыве между уроками Федот обратился к Жилле, окруженному учениками:

— Господин профессор, прошу прощения, но я весьма равнодушен к царице Дидоне. Позвольте мне к предстоящей ученической выставке сделать что-либо по своей собственной выдумке.

— Разумно ли такое своеволие будет? Не слишком ли вы самоуверенны? — спросил Жилле, оглядывая Шубина. — Не спешите к натуре, когда овладеете искусством ваяния, — сказал Жилле, — натура сама придет к вам в мастерскую и в уместном сочетании с классическим наследством оправдает себя и помыслы ваши, если они будут разумны и достаточно зрелы. А теперь, мне думается, вам рано увлекаться лепкой с будничной натуры, как бы она не была во вред программе Академии, да и вам, неопределившемуся.

Федот не согласился с ним, но не хотел и упрашивать его. С той поры он и Гордеев еще чаще стали тайком отлучаться из Академии. Они нередко приносили с собой карандашные зарисовки, показывали друг другу и с горячностью их обсуждали. Товарищам по общежитию было невдомек, что приятели, отлучаясь из Академии, готовились к первой ученической выставке. А когда подошло время выставки, Шубин и Гордеев совместно обратились к Жилле с просьбой разрешить им приготовить статуэтки по своему замыслу и показать их на выставке.

Жилле подумал и согласился.

— Допускаю как исключение, — сказал он. — Посмотрим, что из этого выйдет. Заранее скажу: на успех не рассчитывайте.

Но приятели об успехе не задумывались. Им только хотелось показать свою творческую самостоятельность и доказать, что они могут обойтись без штампа и подсказа со стороны.

Довольные благосклонным разрешением профессора Жилле, Шубин и Гордеев с большой охотой принялись за дело. Гордеев уединялся иногда в закрытые классы и тщательно лепил по своей зарисовке «Сбитенщика со сбитнем». Пока он над ним трудился, Шубин успел сделать две статуэтки: «Валдайку с баранками» и «Орешницу с орехами». Статуэтки его (он и сам это понимал, и Гордеев чувствовал) отличались от «Сбитенщика» далеко не в пользу Гордеева. И здесь было начало конца их непродолжительной дружбы.

Зависть к Шубину до поры до времени Гордеев затаил в себе. Но они еще в классах сидели вместе и в город по-прежнему отлучались с позволения надзирателей вдвоем, не расставаясь друг с другом.

Однажды в осенний воскресный день на Сытном, иначе называемом «обжорном» рынке они видели, как казнили через повешение офицера Мировича, а затем, вынув труп его из петли, публично сожгли тут же в присутствии всей базарной многочисленной публики.

А потом на месте казни и сожжения Мировича была немедленно поставлена карусель, и бубны, и барабаны, и всякие свирели, рожки и дудки создавали увеселительный шум, и народ бесплатно крутили на карусели в честь того, что пойман и уничтожен дотла крамольник, пытавшийся освободить бывшего во младенчестве «императора» Ивана Антоновича и посадить его на престол вместо Екатерины. Казнь Мировича происходила как раз в тот день, когда из Петербурга в Москву на коронацию Екатерины двинулось восемьдесят тысяч человек и девятнадцать тысяч лошадей, запряженных в лучшие экипажи. Петербург временно опустел. Зато в те дни Москва устраивала торжества. Ликовали вельможи и царедворцы; тешились и кутили, разъезжая в тройках, купцы и дворяне; но чтобы и простым людям не быть в стороне от этих торжеств и увеселений, приводивших в восторг царицу и ее приближенных, на площадях первопрестольной были расставлены бочки вина кабацкого и на закуску целиком зажаренные быки. Потом подобное угощение с закуской было по этому же поводу и в Петербурге, где, наряду с ликованием одних, слышался ропот других: «Почему, зачем загублен в Шлиссельбурге Иван Антонович и казнен Мирович?» Тревожные слухи разрастались все шире и шире и наконец вынудили Екатерину объяснить народу в манифесте:


Еще от автора Константин Иванович Коничев
Петр Первый на Севере

Подзаголовок этой книги гласит: «Повествование о Петре Первом, о делах его и сподвижниках на Севере, по документам и преданиям написано».


Повесть о Воронихине

Книга посвящена выдающемуся русскому зодчему Андрею Никифоровичу Воронихину.


Русский самородок

Автор этой книги известен читателям по ранее вышедшим повестям о деятелях русского искусства – о скульпторе Федоте Шубине, архитекторе Воронихине и художнике-баталисте Верещагине. Новая книга Константина Коничева «Русский самородок» повествует о жизни и деятельности замечательного русского книгоиздателя Ивана Дмитриевича Сытина. Повесть о нем – не обычное жизнеописание, а произведение в известной степени художественное, с допущением авторского домысла, вытекающего из фактов, имевших место в жизни персонажей повествования, из исторической обстановки.


На холодном фронте

Очерки о Карельском фронте в период Великой Отечественной войны.


Из жизни взятое

Имя Константина Ивановича Коничева хорошо известно читателям. Они знакомы с его книгами «Деревенская повесть» и «К северу от Вологды», историко-биографическими повестями о судьбах выдающихся русских людей, связанных с Севером, – «Повесть о Федоте Шубине», «Повесть о Верещагине», «Повесть о Воронихине», сборником очерков «Люди больших дел» и другими произведениями.В этом году литературная общественность отметила шестидесятилетний юбилей К. И. Коничева. Но он по-прежнему полон творческих сил и замыслов. Юбилейное издание «Из жизни взятое» включает в себя новую повесть К.


Из моей копилки

«В детстве у меня была копилка. Жестянка из-под гарного масла.Сверху я сделал прорезь и опускал в нее грошики и копейки, которые изредка перепадали мне от кого-либо из благодетелей. Иногда накапливалось копеек до тридцати, и тогда сестра моего опекуна, тетка Клавдя, производила подсчет и полностью забирала мое богатство.Накопленный «капитал» поступал впрок, но не на пряники и леденцы, – у меня появлялась новая, ситцевая с цветочками рубашонка. Без копилки было бы трудно сгоревать и ее.И вот под старость осенила мою седую голову добрая мысль: а не заняться ли мне воспоминаниями своего прошлого, не соорудить ли копилку коротких записей и посмотреть, не выйдет ли из этой затеи новая рубаха?..»К.


Рекомендуем почитать
Виленские коммунары

Роман представляет собой социальную эпопею, в котрой показаны судьбы четырех поколений белорусских крестьян- от прадеда, живщего при крепостном праве, до правнука Матвея Мышки, пришедшего в революцию и защищавщего советскую власть с оружием в руках. 1931–1933 гг. Роман был переведён автором на русский язык в 1933–1934 гг. под названием «Виленские воспоминания» и отправлен в 1935 г. в Москву для публикации, но не был опубликован. Рукопись романа была найдена только в 1961 г.


Зов

Сборник повестей бурятского писателя Матвея Осодоева (1935—1979) — вторая его книга, выпущенная издательством «Современник». В нее вошли уже известные читателям повести «Месть», «На отшибе» и новая повесть «Зов». Сыновняя любовь к отчим местам, пристальное внимание к жизни и делам обновленной Бурятии характерны для творчества М. Осодоева. Оценивая события, происходящие с героями, сквозь призму собственного опыта и личных воспоминаний, автор стремился к максимальной достоверности в своих произведениях.


Тропинка к дому

Имя Василия Бочарникова, прозаика из Костромы, давно известно широкому кругу читателей благодаря многочисленным публикациям в периодике. Новую книгу писателя составили повести и лирические новеллы, раскрывающие тихое очарование родной природы, неброскую красоту русского Севера. Повести «Лоси с колокольцами» и «Тропинка к дому» обращают нас к проблемам современной деревни. Как случилось, что крестьянин, земледелец, бывший во все времена носителем нравственного идеала нации, уходит из села, этот вопрос для В. Бочарникова один из самых важных, на него он ищет ответ в своих произведениях.


На белом свете. Уран

Микола Зарудный — известный украинский драматург, прозаик. Дилогия «На белом свете» и «Уран» многоплановое, эпическое произведение о народной жизни. В центре его социальные и нравственные проблемы украинского села. Это повествование о людях высокого долга, о неиссякаемой любви к родной земле.


Свидания в непогоду

В эту книгу ленинградского писателя Михаила Шитова включены две повести, посвященные нашим современникам. Молодой инженер Арсений Шустров, главное действующее лицо повести «Свидания в непогоду», со студенческой скамьи уверил себя, что истинное его призвание — руководить людьми, быть вожаком. Неправильно представляя себе роль руководителя, Шустров вступает в конфликт с коллективом, семьей, проявляет моральную неустойчивость. Во всей сложности перед ним встает вопрос: как жить дальше, как вернуть доверие коллектива, любовь и дружбу жены, которой он изменял? Среди вековых лесов развертывается действие второй повести — «Березовские повёртки».


Частные беседы (Повесть в письмах)

Герой повести «Частные беседы» на пороге пятидесятилетия резко меняет свою устоявшуюся жизнь: становится школьным учителем.