Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2 - [26]

Шрифт
Интервал

2 апреля 1927. Суббота

Удивляюсь своему спокойствию. Во вторник экзамены, а я куда спокойнее, чем месяц тому назад. А ведь совсем не готова. По конституционному праву меня Обоймаков немного натаскал, — не боюсь, хоть два слова да скажу по каждому пункту программы. Вероятно, сдам на 10. А, м<ожет> б<ыть>, и на 12–13. Если повезет, так и на 15. С философией права хуже. Там я ни одного слова не скажу из целого билета. Начиная с Канта — даже и не читала. А вот как-то спокойна. Сегодня, завтра — общие занятия. Поеду. А в понедельник пойду к Обоймакову. Только курс-то трудный. Ну, ничего, м<ожет> б<ыть>, и проскочу на 10. Одна надежда — экзамен вечером, от 8 до 10, а народу — человек, наверное, 15; след<ователь>но, на каждого меньше, чем по 10 минут. Это что-то невероятно, по-моему. Но если так — трусить нечего. И я даже почти не занимаюсь (я плохо себя чувствую, малокровие у меня), и совсем спокойна, могу стирать, переделывать платье. Только челюсть болит, и по ночам бессонница.

Скорее бы!

4 апреля 1927. Понедельник

Вот делаю страшный, глупый, м<ожет> б<ыть>, не особенно хороший, но необходимый шаг: завтра иду на экзамен. По самой последней правде — половину билетов знаю плохо, а вторую половину совсем не знаю. Провалюсь. Но все-таки пойду, надо как-нибудь все это кончить, и скорее кончить. Я даже не так хочу выдержать, как- то, чтобы скорей эти дни прошли!

5 апреля 1927. Вторник

Меня не результаты пугают. Я знаю — 30 % шансов за то, что провалюсь. Меня пугает другое — как это будет. Как, какими словами мне скажут, чтобы я убиралась к черту. Вот это меня пугает и волнует. Честное слово!

6 апреля 1927. Среда

Вчерашний день — это сплошной кошмар.

Дома я места себе не находила. Ушла в начале четвертого, пошла на Porte de St.Cloud пешком. Зашла в «наше» кафе (к Обоймакову идти было еще слишком рано), пила зачем-то шоколад, потом лимонад… Прихожу к Обоймакову. Его нет дома, мне записка: «Кажется, экзамена сегодня не будет, Гурвич болен. Ждите меня до 6 1/2 если не приду, значит занимаемся по Гурвичу в кафе…» Надо сказать, что до сих пор не было ни одного объявления об экзаменах в газете, что меня страшно возмущало. Я в отчаянии. Вышла на улицу, не знаю, куда идти. Время меньше 6-ти. Сначала пошла к Институту, нет ли какого объявления. Нет! Идти к Леве — нет, только паникерствовать. Побродила и пошла к Андрею. Стучу, вхожу — он очень обрадовался: «А, дорогая!» Вид, должно быть, у меня был аховый. «Дорогой, экзамена не будет?» «Не будет». Я как стояла, опираясь локтями на комод, закрыла лицо и заплакала: «Ведь это же сил больше нет!» Он как-то нежно и заботливо снял с меня шляпу, пальто, успокаивал. Села на кровать; он вытащил подушку, вытянул мои ноги, накрыл пальто. «Чувствуйте себя, как у Юрки!» Кончилось тем, что я заснула. Крепко спала. Потом слышу, он так нежно-нежно гладит мне волосы и щеку. «Кисонька, пора вставать, уже около восьми». Звал меня идти с ним обедать, но я торопилась в Институт — посмотреть, что там делается. Туда должен был прийти Юрий. Обещала подождать Андрея. Шла в Институт с очень неприятным чувством. Решила — если какой-нибудь экзамен будет — держу. У калитки стоял Обоймаков. Рассказывает, как все глупо вышло. К 7-ми часам приехали Милюков, Эйзенман (француз), Дюги, пришел Гурвич, а из студентов — один он. Странно только, на что же наши профессора рассчитывали, если нигде не было объявлений. Это частным образом узнали, что во вторник Гурвич, а насчет 7-ми часов никто не догадывался. Ну, и разошлись. На калитке объявление, что в среду в 7 часов Шацкий и Гурвич переносятся на субботу. К 8-ми набралось несколько студентов, все злые-презлые, а больше всех — я. Потом разошлись, а я осталась ждать Андрея. Он пришел поздно, пошли в метро и по дороге встретили Юрия. Так как Андрею рано было еще ехать на работу, пошли на набережную к Notre Dame, на те места, где мы с Юрием стояли в последний день занятий. Андрей нас скоро оставил, а немного погодя и мы пошли. В метро опять встретились. Ехали вместе. Я сидела. «Едем, как 7 месяцев тому назад». «Да, — говорит Андрей, — только немного в ином положении». Милый Андрей! Он был какой-то такой хороший вчера, и так как-то было мне с ним хорошо и легко. С Юрием мало говорили. Уговорились, что сегодня он приедет не в Институт, а сюда и будет меня ждать, а я постараюсь отвечать одной из первых.

Сегодня в «Посл<едних> Нов<остях>», наконец, расписание экзаменов[57]. Гурвич переносится уже на понедельник, но зато он будет только один раз. Его сдает немного, человек 15–20, не больше; и разбивать на два раза — очень много (внимания — И.Н.) пришлось бы на каждого.

Сегодня я совсем спокойна. Вероятно, просто потому, что слишком перенервничала, издергалась вчера. Просмотрела программу и увидела, что силы свои я переоценила. К 5-ти еду к Обоймакову, повторим с ним — вывезет кривая!

Настроение — не вчерашнее, проваливаться не хочется. А погода хорошая. Париж сейчас так красив. Эта свежая, светлая зелень на бульварах, зеленая с прочернью, и воздух теплом таким пахнет, а перед кафе столики уже наружу выставились — все это так хорошо; все говорит о весне и лете, а также и о счастье.


Еще от автора Ирина Николаевна Кнорринг
О чём поют воды Салгира

Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Первый том Дневника охватывает период с 1917-го по 1926 год и отражает ключевые события российской истории XX века, увиденные глазами «самой интимной и камерной поэтессы русского зарубежья». Дневник погружает читателя в атмосферу полунищей, но творчески богатой жизни русских беженцев; открывает неизвестную лакуну культурной жизни русской эмиграции — хронику дней Морского корпуса в Бизерте, будни русских поэтов и писателей в Париже и многое другое.


Золотые миры

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


После всего

Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл. Ходасевич в рецензии «„Женские“ стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать „женскость“ своих стихов нарочитым приемом. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом, покидающим ее сравнительно редко. Кнорринг женственна.


Окна на север

Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. / В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: „уже в бреду“.


Стихотворения, не вошедшие в сборники и неопубликованные при жизни

В основу данной подборки стихов Ирины Николаевны Кнорринг легли стих, не вошедшие в прижизненные сборники, как напечатанные в периодике русского зарубежья, так и разысканные и подготовленные к печати к ее родственниками, в изданиях осуществленных в 1963, в 1967 гг. в Алма-Ате, стараниями прежде всего, бывшего мужа Кнорринг, Юрия Софиева, а также издания Кнорринг И. После всего: Стихи 1920-1942 гг. Алма-Ата, 1993. К сожалению, у к автору данной подборки, не попало для сверки ни одно из вышеуказанных изданий.


Рекомендуем почитать
Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Заяшников Сергей Иванович. Биография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».


Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).


Тридцать три урода

Л. Д. Зиновьева-Аннибал (1866–1907) — талантливая русская писательница, среди ее предков прадед А. С. Пушкина Ганнибал, ее муж — выдающийся поэт русского символизма Вячеслав Иванов. «Тридцать три урода» — первая в России повесть о лесбийской любви. Наиболее совершенное произведение писательницы — «Трагический зверинец».Для воссоздания атмосферы эпохи в книге дан развернутый комментарий.В России издается впервые.


Песочные часы

Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор многих книг и журнальных публикаций. В издательстве «Аграф» вышли сборники ее новелл «Вахтанговские дети» и «Писательские дачи».Новая книга Анны Масс автобиографична. Она о детстве и отрочестве, тесно связанных с Театром имени Вахтангова. О поколении «вахтанговских детей», которые жили рядом, много времени проводили вместе — в школе, во дворе, в арбатских переулках, в пионерском лагере — и сохранили дружбу на всю жизнь.Написана легким, изящным слогом.


Писательские дачи. Рисунки по памяти

Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор 17 книг и многих журнальных публикаций.Ее новое произведение — о поселке писателей «Красная Пахра», в котором Анна Масс живет со времени его основания, о его обитателях, среди которых много известных людей (писателей, поэтов, художников, артистов).Анна Масс также долгое время работала в геофизических экспедициях в Калмыкии, Забайкалье, Башкирии, Якутии. На страницах книги часто появляются яркие зарисовки жизни геологов.


Как знаю, как помню, как умею

Книга знакомит с жизнью Т. А. Луговской (1909–1994), художницы и писательницы, сестры поэта В. Луговского. С юных лет она была знакома со многими поэтами и писателями — В. Маяковским, О. Мандельштамом, А. Ахматовой, П. Антокольским, А. Фадеевым, дружила с Е. Булгаковой и Ф. Раневской. Работа театрального художника сблизила ее с В. Татлиным, А. Тышлером, С. Лебедевой, Л. Малюгиным и другими. Она оставила повесть о детстве «Я помню», высоко оцененную В. Кавериным, яркие устные рассказы, записанные ее племянницей, письма драматургу Л. Малюгину, в которых присутствует атмосфера времени, эвакуация в Ташкент, воспоминания о В. Татлине, А. Ахматовой и других замечательных людях.