Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2 - [21]
Вечер.
Вчера Юрию исполнилось 28 лет.
Завтра он ко мне придет, и я его спрошу: «Что, Юрка! Будешь сдавать экзамены или нет?»
22 февраля 1927. Вторник
Вчера я ушла из дому рано: уж очень тяжелая сейчас у нас атмосфера дома. Сказала, что пойду искать работу. Пошла в Медон. Села в скверике на Place Rabelais, как когда-то давным-давно, и начала писать Юрию письмо. Писала о вечеринке. Дождь загнал в кафе, где за стаканом отвратительного кофе я писала ему нежные слова. Потом пошла к нему и подсунула под дверь. Оттуда поехала на электричке. Нравилось мне чувствовать себя так свободно; быть, и ходить, и ездить там, где я никогда не бываю. Что-то в этом есть ребяческое, и все-таки интересно.
В Париже поехала к Стариковой. Работы, конечно, никакой нет. Просидела у нее около часу, говорили о евразийцах, о Милюкове, о событиях в Китае. Оттуда — в Тургеневскую библиотеку — менять нечитанную книгу на какую-нибудь поменьше. Искала лекции Новгородцева, да так и не нашла. С досады взяла каталог истории литературы, выписала с десяток номеров и взяла лекции Томсона по лингвистике. В предчувствии смакования их развеселилась. В Институте меня разозлил Костя: я его спрашиваю, каков вчерашний сбор, а он отвечает: «Ты-то меня мало интересуешь, а вот с Муретовым я буду ругаться. Было 47 фр<анков> дефициту»! Из чего их покрыть, так и не решили.
Получила в Институте милое письмо от прежнего старосты — Попова. Спрашивает, что и как. Встречаю в канцелярии Гурвича: «Вас-то мне и надо. Я провел в совете два экзамена». «Вот спасибо!» А сама думаю: «Хоть и два, а все-таки не выдержу». Экзамена всего четыре: Гурвич, Гронский, Миркин-Гецевич и Шацкий[51]. Причем Шацкий будет экзаменовать вместе с Кулишером, следовательно — ну их к черту! А Миркину, по условию, нельзя без Шацкого. Остаются Гурвич и Гронский. Как я дохожу до экзаменов, я начинаю нервничать, и все прахом идет. Надо: 1) скорее получить от профессоров программы и 2) поговорить с Юрием: вместе держим или нет. А семинар кончается 5-го марта.
Сегодня жду Юрия, и вдруг вместо него приходит письмо: простудился, не будет. Я было моментально хотела бежать к нему, да смутила приписка: «Все-таки, может быть, прибегу». Завтра обещает быть в Bolee (собрание поэтов). Если собрание будет, приду после лекций. Не хочется идти, да Юрия видеть хочется. Милый Юрка, как я тебя люблю!
24 февраля 1927. Четверг
Господи, как рассказать свое состояние? И надо ли?
Нервы расшатались так, что даже начинают меня пугать. Боюсь, что скоро дойду до истерии.
Юрий, один только Юрий во всей моей жизни, во всем и надо всем. Если что-нибудь я и могу делать, так постольку, поскольку это связано с Юрием.
Мысли у меня дикие. Хочется прийти к нему и сказать: «Возьми. Больше не могу».
Разве я могу сейчас что-либо писать о вчерашнем, о том, что было в Институте, что было в Воlee? Я могу писать только о том, что так жить я больше не могу — без Юрия. Мне грустно, мучительно грустно, что он — не первый. Что эти же слова в Люксембургском саду я говорила Косте, а про себя — дневнику, и не только Косте. Разобраться в себе я тоже не могу. Я хочу только, чтобы скорее настал вечер — половина седьмого — и чтобы пойти к Юрию. Еще два часа!
А Мамочка волнуется, отчего я худею и бледнею, отчего настроение у меня такое. Да от того, что нервы ни к черту не годятся! Очень просто.
26 февраля 1927. Суббота
Прихожу в среду после лекций в Bolee. Разбирают Юрку. Замечания в большинстве глупые, но не одобрительные. Оцуп так совсем уничтожил: «Если, — говорит, — смотреть на Софиева как на начинающего поэта, то, м<ожет> б<ыть>, он еще и не совсем погиб. И почему вдруг шестистопный ямб среди пятистопного, и цезура не на месте, а это непозволительная неряшливость» и т. д. Тогда это мне было неприятно, а на другой день даже какое-то нехорошее, злое удовлетворение. Юрий очень огорчен, даже чуть-чуть подавлен. Во всяком случае, так же, как и у меня, руки опустились. Нет-нет да и возвращается к этому: «А все-таки он зря говорил…» Или: «А вот, Ирина, я у Ходасевича тоже нашел шестистопный ямб без цезуры» и т. д. И теперь уж я его успокаиваю: «Ну, мало ли — кто что сказал.
Одному может нравиться, другому — не нравиться. Он сам не понимает, на чем строит свою критику» и т. д.
Сама-то я не читала.
2 марта 1927. Среда
В понедельник Юрия не было в Институте. Л должен был быть обязательно: последняя лекция, надо было переговорить с Шацким относительно письменных работ; одним словом, должен был быть. И не был. Я очень встревожилась. Потом узнала от Муретова, что вторник — mardi gras[52], некот<орые> заводы не работают. Вспыхнула надежда — придет.
Вторник — ждала его днем. Нет. Вечером он должен был идти к Мамченко. Я еще давно сказала, что, вероятно, не пойду, и все-таки думала, что он зайдет за мной со службы, тем более, что адрес он потерял, а так дорогу вряд ли помнит. Но в 7 его не было. Ждала еще вечером, м<ожет> б<ыть>, не пойдет к Мамченко, а придет ко мне. Но и вечером не пришел. Ждала хоть письма, и письма не было.
Старалась себя успокоить, что ничего не случилось, что просто спать хотел и потому не поехал в Институт, или не в то метро сел и т. д. А все-таки волнуюсь, и идти сегодня в Институт даже как-то страшно. А вдруг и сегодня не будет?
Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.
Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Первый том Дневника охватывает период с 1917-го по 1926 год и отражает ключевые события российской истории XX века, увиденные глазами «самой интимной и камерной поэтессы русского зарубежья». Дневник погружает читателя в атмосферу полунищей, но творчески богатой жизни русских беженцев; открывает неизвестную лакуну культурной жизни русской эмиграции — хронику дней Морского корпуса в Бизерте, будни русских поэтов и писателей в Париже и многое другое.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл. Ходасевич в рецензии «„Женские“ стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать „женскость“ своих стихов нарочитым приемом. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом, покидающим ее сравнительно редко. Кнорринг женственна.
Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. / В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: „уже в бреду“.
В основу данной подборки стихов Ирины Николаевны Кнорринг легли стих, не вошедшие в прижизненные сборники, как напечатанные в периодике русского зарубежья, так и разысканные и подготовленные к печати к ее родственниками, в изданиях осуществленных в 1963, в 1967 гг. в Алма-Ате, стараниями прежде всего, бывшего мужа Кнорринг, Юрия Софиева, а также издания Кнорринг И. После всего: Стихи 1920-1942 гг. Алма-Ата, 1993. К сожалению, у к автору данной подборки, не попало для сверки ни одно из вышеуказанных изданий.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перед вами – яркий и необычный политический портрет одного из крупнейших в мире государственных деятелей, созданный Томом Плейтом после двух дней напряженных конфиденциальных бесед, которые прошли в Сингапуре в июле 2009 г. В своей книге автор пытается ответить на вопрос: кто же такой на самом деле Ли Куан Ю, знаменитый азиатский политический мыслитель, строитель новой нации, воплотивший в жизнь главные принципы азиатского менталитета? Для широкого круга читателей.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Л. Д. Зиновьева-Аннибал (1866–1907) — талантливая русская писательница, среди ее предков прадед А. С. Пушкина Ганнибал, ее муж — выдающийся поэт русского символизма Вячеслав Иванов. «Тридцать три урода» — первая в России повесть о лесбийской любви. Наиболее совершенное произведение писательницы — «Трагический зверинец».Для воссоздания атмосферы эпохи в книге дан развернутый комментарий.В России издается впервые.
Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор многих книг и журнальных публикаций. В издательстве «Аграф» вышли сборники ее новелл «Вахтанговские дети» и «Писательские дачи».Новая книга Анны Масс автобиографична. Она о детстве и отрочестве, тесно связанных с Театром имени Вахтангова. О поколении «вахтанговских детей», которые жили рядом, много времени проводили вместе — в школе, во дворе, в арбатских переулках, в пионерском лагере — и сохранили дружбу на всю жизнь.Написана легким, изящным слогом.
Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор 17 книг и многих журнальных публикаций.Ее новое произведение — о поселке писателей «Красная Пахра», в котором Анна Масс живет со времени его основания, о его обитателях, среди которых много известных людей (писателей, поэтов, художников, артистов).Анна Масс также долгое время работала в геофизических экспедициях в Калмыкии, Забайкалье, Башкирии, Якутии. На страницах книги часто появляются яркие зарисовки жизни геологов.
Книга знакомит с жизнью Т. А. Луговской (1909–1994), художницы и писательницы, сестры поэта В. Луговского. С юных лет она была знакома со многими поэтами и писателями — В. Маяковским, О. Мандельштамом, А. Ахматовой, П. Антокольским, А. Фадеевым, дружила с Е. Булгаковой и Ф. Раневской. Работа театрального художника сблизила ее с В. Татлиным, А. Тышлером, С. Лебедевой, Л. Малюгиным и другими. Она оставила повесть о детстве «Я помню», высоко оцененную В. Кавериным, яркие устные рассказы, записанные ее племянницей, письма драматургу Л. Малюгину, в которых присутствует атмосфера времени, эвакуация в Ташкент, воспоминания о В. Татлине, А. Ахматовой и других замечательных людях.