Поучение в радости. Мешок премудростей горожанину в помощь - [4]

Шрифт
Интервал

. В этом споре побеждает буддист, но то было во времена, когда буддизм пользовался почти безоговорочной поддержкой государства. Теперь же весь строй мысли, понятийный аппарат и образ жизни приверженцев учения Будды не соответствовали новым общественным веяниям, настрою на созидательную и жизнеутверждающую деятельность и потому вызывали критику с самых разных сторон[15].

Взывая к личному спасению и просветлению, буддийские чудотворцы не смогли обеспечить спокойной общественной жизни, по которой так истосковались японцы за время войн. Их главным требованием сделалось установление порядка и поддержание социального мира, то есть то, о чём два тысячелетия подряд размышляли конфуцианские умы. «Образцовые» буддисты считали жизнь грехом и предуготовлением к потусторонней доле, они твердили о неизбежной деградации мира, ухудшении нравов, бежали от соблазнов в горные обители, не заводили семьи. Производительный труд не входил в число главных добродетелей последователя Будды, получение подаяния было частью монашеского стиля жизни. Над последователями амидаизма издевались за их убеждение, что не подкреплённая добрыми делами формула «Славься, будда Амида!» способна вознести их в рай. Такие же насмешки навлекали на себя и последователи Нитирэна (1222—1282), фанатично веровавшие в спасительную силу «Сутры лотоса». Буддийская вера в кармическое воздаяние и недоступное человеческому уму предопределение также не находила отклика у конфуцианцев, полагавших, что судьба человека зависит прежде всего от правильного воспитания и образования. В связи с этим они уделяли огромное внимание педагогике.

Критика буддизма носила системный характер, в ход шли аргументы, заимствованные как у китайских конфуцианцев, так и у европейских географов и путешественников. Сами японцы редко покидали пределы страны и плохо знали окружающий архипелаг мир, но эпоха великих географических открытий сказалась и на них. Признав за европейцами первенство в деле обследования земного пространства и согласившись с ними, что земля имеет форму шара, японские конфуцианцы вопрошали буддистов: и где же находится ваша гора Сумеру, которую вы выдаёте за центр мира? Европейские путешественники совершают кругосветные путешествия, они были всюду, но никто из них никогда не видел Сумеру… При таком подходе вся буддийская картина мира теряла в убедительности.

Конфуцианцы жили в людской гуще, не чурались мирских занятий, они не верили ни в рай, ни в ад, считали буддийские чудеса небылицами, монахов — шарлатанами и паразитами, утверждали, что только «правильное» образование и «правильное» воспитание способны сделать жизнь радостнее, ответственнее и лучше.

В то же самое время распространение конфуцианства создавало немало проблем — поколенческих, доктринальных и психологических. Ярким примером может послужить случай с видным конфуцианцем Накаэ Тодзю (1608—1648), которому ради соблюдения принципа заботы о родителях пришлось читать больной матери буддийские сутры, хотя сам он буддизм ненавидел. Поведение Накаэ вызывало похвалы со стороны его единомышленников, ибо долг перед родителями является основной жизненной ценностью[16].

Мало кто из конфуцианцев обходился без того, чтобы (хотя бы и походя) не сказать в адрес буддистов что-нибудь обидное. Особенно это касалось нравов буддийского духовенства, многие представители которого грешили нарушением заповедей. Обвинения монахов в распутстве, обжорстве и пьянстве кочевали из одного сочинения в другое, хотя, разумеется, среди последователей Будды во множестве обнаруживались и совсем другие типажи. В этом отношении критика буддистов временами напоминает инвективы клирикам в эпоху европейского Просвещения. Главной причиной критики буддистов было не столько их отклонение от буддийского же поведенческого канона, сколько их мироощущение. Поэтому само по себе творчество конфуцианцев, пусть даже и свободное от антибуддийского полемического задора, было для поклонников Будды настоящим вызовом, ибо вступало в противоречие с базовыми ценностями буддизма.

Примером может послужить представленное в этой книге сочинение «Поучение в радости» («Раккун» 楽訓), в котором самурай, сын врача и известнейший конфуцианский учёный Кайбара Экикэн (1630—1714) учит тому, как находить усладу даже в старости. Эту небольшую книгу он написал, когда ему был 81 год. Всего же его кисти принадлежит около сотни произведений разной протяжённости и направленности (краеведение, генеалогия, сельское хозяйство, медицина, педагогика и т.д.). Наибольшую известность ему принесли наставления в том, как правильно жить — заботиться о семье, общественном порядке, здоровье. Авторитет Кайбара был настолько велик, что служивший в голландской фактории немецкий врач Филипп Франц фон Зибольд (1796—1866) даже как-то назвал его «японским Аристотелем».

Произведения Кайбара пользовались популярностью ещё при жизни автора, многократно переиздавались. Подавляющее большинство из них было написано, когда автор преодолел пятидесятилетний рубеж. И это при том, что до 71 года он находился на службе у князей Курода из Фукуока (провинция Тикудзэн) на острове Кюсю. То есть Кайбара Экикэн прожил долгую жизнь, полную служебных хлопот и интеллектуальных трудов, которые отнюдь не умерили его жизнелюбия.


Рекомендуем почитать
Кадамбари

«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.