Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [188]
В коммунистических диктатурах секретные службы не были независимы от партии-государства [♦ 3.3.6]. Напротив, они были важными инструментами партии в плане сбора военных и разведывательных данных, поддержания политического контроля и осуществления внутренних репрессий и даже тайной торговли оружием и технологиями. Такие организации, как КГБ в Советском Союзе, ŠtB в Чехословакии или Секуритате в Румынии, образовывали обширные сети, которые буквально пронизывали государство и общество. Знания и социальный капитал, которыми обладали члены этих сетей, после смены режима могли быть преобразованы в политический и экономический капитал. Мы уже упоминали о рынке компромата, который возник в частности в России в 1990-х годах и который позволял извлекать выгоду из собранных разведданных [♦ 4.3.5.2]. Фактически информация о том, что кто-то был завербован спецслужбами, сама по себе являлась одной из разновидностей компромата, особенно в тех демократических режимах, где люстрация не проводилась совсем или проводилась лишь частично[958]. По большому счету отдельные лица могли различными способами использовать накопленный социальный капитал также и в отношении зарубежных стран, но конкретный вопрос, который рассматривается в данной части, – это сохранение жизнеспособности коммунистических спецслужб в качестве сети, существующей внутри страны. В некоторых странах сохранившиеся спецслужбы породили не глубинное государство, а государство как таковое, то есть новую правящую элиту. Примером этому служит Азербайджан и Гейдар Алиев, который стал верховным патроном, сделав карьеру в КГБ[959], а также Россия и Путин с его силовиками[960]. По мнению Петрова, Путин задался целью назначить «на руководящие должности государства сотрудников ФСБ и других спецслужб так, чтобы они имели численное превосходство», а также заимствовал у них «[соответствующие] кодексы и нормы поведения»: «стремление к контролю и контролю над теми, кто контролирует, а не к прозрачности; разжигание и поддержание конфликтов внутри корпоративного руководства и между корпорациями; усиление многочисленных вертикалей, катализируемое отсутствием горизонтальных связей и доверия»[961]. В случае Азербайджана или России в самой основе однопирамидальной патрональной сети страны лежит трансформированная секретная служба, в результате чего она остается особой, отличающейся с точки зрения управления ветвью приемной политической семьи (номенклатурный клан [♦ 3.6.2.1, 3.3.5]).
В странах, где своего рода глубинное государство возникло, спецслужбы смогли сохраниться за счет преемственности кадров в только что созданных спецслужбах освобожденных стран[962]. Украина является хорошим примером такой преемственности: хотя на смену украинскому отделению КГБ пришла Служба безопасности Украины (СБУ), по оценкам экспертов, 35 % сотрудников СБУ были бывшими специалистами КГБ, которые прошли обучение в Москве и сохранили с ней контакты[963]. В основе глубинного государства, которое может быть сформировано как неформальное расширение формальных полномочий спецслужб лежат накопленные знания и социальный капитал. Анализ глубинного государства можно проводить в соответствии с четырьмя признаками:
1. Эффективность сети. Поскольку спецслужба в процессе транзита часто теряла свое формальное центральное положение, она теряла и свои возможности. Глубинное государство могло развиваться парралельно с восстановлением власти секретной службы либо с помощью (a) формальных средств, что предполагало значительный формальный мандат новой организации (как, например, в Украине, где СБУ занимается экономическими преступлениями, которые рассматриваются как «вопросы национальной безопасности»), либо (b) неформальными средствами, то есть через использование накопленного социального капитала, позволяющего назначать своих агентов на важные должности, а также компромата, позволяющего контролировать формальных политических акторов при помощи шантажа и угроз. Кроме того, следует упомянуть стройность сети, в рамках которой иерархию глубинного государства можно оценить по шкале, на одном конце которой будет строгий, почти военный порядок, а на другом – бессистемный набор конкурирующих групп и отделов.
2. Мотивы сети. Акторы глубинного государства могут использовать свою власть для достижения экономических и политических целей. В некоторых случаях формальные и неформальные полномочия глубинного государства используются для вымогательства денег у людей путем шантажа. Многочисленные факты свидетельствуют о том, что именно таким образом были накоплены существенные частные состояния, обеспечивающие роскошный образ жизни, но все же не столь значительные, как богатство олигархов и верховных патронов в однопирамидальных системах. В других случаях глубинное государство ввязывалось в политику, в связи с чем оно могло действовать как (a) политический снабженец, то есть неофициально предлагать свои услуги заинтересованным патрональным сетям (как, например, в Венгрии до 2010 года)[964], либо как (b) политический управляющий, то есть использовать имеющиеся у него инструменты, чтобы влиять на процесс выработки политики и назначения на ключевые посты, а также сажать на трон и свергать политических акторов, преследуя неформальные цели (как, например, в Румынии)
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Предлагаемая вниманию читателей книга посвящена одному из влиятельнейших философских течений в XX в. — феноменологии. Автор не стремится изложить историю возникновения феноменологии и проследить ее дальнейшее развитие, но предпринимает попытку раскрыть суть феноменологического мышления. Как приложение впервые на русском языке публикуется лекционный курс основателя феноменологии Э. Гуссерля, читанный им в 1910 г. в Геттингене, а также рукописные материалы, связанные с подготовкой и переработкой данного цикла лекций. Для философов и всех интересующихся современным развитием философской мысли.
Логические трактаты Боэция - характернейший пример рафинированной схоластической логики и силлогистики раннего европейского средневековья. Авторитет Боэция как логика был в Средние века чрезвычайно велик: его имя называли вторым после Аристотеля.
Занятно и поучительно прослеживать причудливые пути формирования идей, особенно если последние тебе самому небезразличны. Обнаруживая, что “авантажные” идеи складываются из подхваченных фраз, из предвзятой критики и ответной запальчивости — чуть ли не из сцепления недоразумений, — приближаешься к правильному восприятию вещей. Подобный “генеалогический” опыт полезен еще и тем, что позволяет сообразовать собственную трактовку интересующего предмета с его пониманием, развитым первопроходцами и бытующим в кругу признанных специалистов.
Из предисловия:Необходимость в книге, в которой давалось бы систематическое изложение исторического материализма, давно назрела. Такая книга нужна студентам и преподавателям высших учебных заведении, а также многочисленным кадрам советской интеллигенции, самостоятельно изучающим основы марксистско-ленинской философской науки.Предлагаемая читателю книга, написанная авторским коллективом Института философии Академии наук СССР, представляет собой попытку дать более или менее полное изложение основ исторического материализма.
«Священное ремесло» – книга, составленная из текстов, написанных на протяжении 45 лет. Они посвящены великим мыслителям и поэтам XX столетия, таким как Вячеслав Иванов, Михаил Гершензон, Александр Блок, Семен Франк, Николай Бердяев, Яков Голосовкер, Мартин Хайдеггер и др. Они были отмечены разными призваниями и дарами, но встретившись в пространстве книги, они по воле автора сроднились между собой. Их родство – в секрете дарения себя в мысли, явно или неявно живущей в притяжении Бога. Философские портреты – не сумма литературоведческих экскурсов, но поиск богословия культуры в лицах.
Книга содержит собрание устных наставлений Раманы Махарши (1879–1950) – наиболее почитаемого просветленного Учителя адвайты XX века, – а также поясняющие материалы, взятые из разных источников. Наряду с «Гуру вачака коваи» это собрание устных наставлений – наиболее глубокое и широкое изложение учения Раманы Махарши, записанное его учеником Муруганаром.Сам Муруганар публично признан Раманой Махарши как «упрочившийся в состоянии внутреннего Блаженства», поэтому его изложение без искажений передает суть и все тонкости наставлений великого Учителя.
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.