Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [187]
Клановые пакты в условиях однопирамидальной сети служат контрпримером утверждению Лукана Вэя о том, что поляризованные этническо-националистические разногласия подрывают сговор элит и приводят к «плюрализму по умолчанию»[950]. Тем не менее Вэй прав в том, что в отсутствие такого кланового пакта этнические разногласия могут помешать консолидации однопирамидальных патрональных сетей. После автократического прорыва оппозиционные партии могут противостоять правительству только в том случае, если у них есть активное, ставящее под сомнение легитимность режима сообщество избирателей [♦ 4.3.2.1]. Если среди людей нет сильных оппозиционных настроений, оппозиция должна их выстраивать, что требует проведения кампаний и доступа к СМИ. При этом верховный патрон может иметь возможность отказать им в этом посредством все возрастающего доминирования в сфере коммуникации [♦ 4.3.1.2]. Однако, как утверждает Вэй, этнический раскол в сочетании с потенциалом массовой мобилизации уже содержит в себе оппозиционные настроения, которые можно использовать против возникновения единой пирамиды[951].
В то же время Вэй обращает внимание на закономерность, согласно которой «горячие споры по поводу идентичности и культуры ‹…› редко остаются в пределах внутренних границ. Следовательно, из-за них страны могут быть больше подвержены внешнему давлению. За счет обращения к более широкому геополитическому контексту поляризованный раскол между русофильскими и нерусофильскими группами на постсоветском пространстве открыл возможности для давления со стороны как России, так и Запада»[952]. И здесь мы подходим к рассмотрению внешних аспектов. Наш главный вопрос в контексте этнических разногласий заключается в том, является ли определенное этническое меньшинство (a) эмоционально привязанным к метрополии, которая (b) проявляет геополитическую активность, или нет. Особенно это касается русских меньшинств в православном историческом регионе[953]. В Украине русское меньшинство, проживавшее в советскую эпоху в промышленных зонах, занимало привилегированное положение, что сейчас стало предметом ностальгии в стране, которая является одной из самых бедных в Европе. Помимо языка и соответствующих внешнеполитических предпочтений, экономическая ностальгия оказалась, вероятно, одним из факторов, сделавших возможной гибридную войну в Донбассе, а также экспансионистскую геополитику Российской Федерации[954].
Другим примером региона, в котором русское меньшинство повлияло на функционирование режима в конкретной стране, являются страны Балтии. Если взять для примера Эстонию, то хотя она и представляет собой образец перехода к либеральной демократии без демократического отката, после транзита значительная часть русского меньшинства в этой стране была исключена из избирательного права. Прибалтийские страны решали проблему поддерживаемого извне этнического раскола именно так: исключая соответствующее меньшинство из политической жизни[955]. Ситуация изменилась, когда эти государства выразили заинтересованность во вступлении в Европейский союз, который требовал соблюдения равноправия[956]. Тем не менее Эстонии удалось осуществить «кооптацию на национальном уровне» своего русского меньшинства: вместе с постепенным расширением его прав привязанность к своей метрополии постепенно исчезла. Это стало возможным благодаря экономическому развитию Эстонии, которое, в отличие от экономического положения Украины, ослабило почву для ностальгии по Советскому Союзу среди эстонских русских. Таким образом, новая балтийско-русская идентичность, в основе которой лежит успех страны, пришла на смену российской имперской идентичности.
7.4.2. Глубинное государство и коммунистические спецслужбы
В каждом независимом государстве есть свои спецслужбы, и характер их лояльности в трех режимах полярного типа различен [♦ 3.3.6]. Однако ситуация, когда организации, занимающиеся вопросами национальной безопасности, начинают действовать как глубинное государство, – это явление, присущее именно стране. Под «глубинным государством» мы подразумеваем развитую автономную сеть разведывательных органов, которая выполняет неформальные задачи, действуя либо вместе с существующими (патрональными) сетями, либо против них[957]. Иными словами, спецслужба может стать неформальной автономной единицей, «государством в государстве» или в некоторых посткоммунистических странах – скорее «мафией внутри мафии». Наличие этого явления и его динамика в значительной степени зависят от множественности сетей власти, поэтому оно действительно существует в контексте взаимосвязи власти и автономии. Причина, по которой мы рассматриваем глубинное государство как особенность страны, заключается в том, что не существует такого типа режима, который обязательно подразумевает его наличие, и при этом оно может существовать в нескольких типах режимов. Более того, существование глубинного государства и его роль во многом зависят от исторического прошлого страны, особенно от способа транзита и формальных полномочий, предоставленных спецслужбам после смены режима.
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Предлагаемая вниманию читателей книга посвящена одному из влиятельнейших философских течений в XX в. — феноменологии. Автор не стремится изложить историю возникновения феноменологии и проследить ее дальнейшее развитие, но предпринимает попытку раскрыть суть феноменологического мышления. Как приложение впервые на русском языке публикуется лекционный курс основателя феноменологии Э. Гуссерля, читанный им в 1910 г. в Геттингене, а также рукописные материалы, связанные с подготовкой и переработкой данного цикла лекций. Для философов и всех интересующихся современным развитием философской мысли.
Логические трактаты Боэция - характернейший пример рафинированной схоластической логики и силлогистики раннего европейского средневековья. Авторитет Боэция как логика был в Средние века чрезвычайно велик: его имя называли вторым после Аристотеля.
Занятно и поучительно прослеживать причудливые пути формирования идей, особенно если последние тебе самому небезразличны. Обнаруживая, что “авантажные” идеи складываются из подхваченных фраз, из предвзятой критики и ответной запальчивости — чуть ли не из сцепления недоразумений, — приближаешься к правильному восприятию вещей. Подобный “генеалогический” опыт полезен еще и тем, что позволяет сообразовать собственную трактовку интересующего предмета с его пониманием, развитым первопроходцами и бытующим в кругу признанных специалистов.
Из предисловия:Необходимость в книге, в которой давалось бы систематическое изложение исторического материализма, давно назрела. Такая книга нужна студентам и преподавателям высших учебных заведении, а также многочисленным кадрам советской интеллигенции, самостоятельно изучающим основы марксистско-ленинской философской науки.Предлагаемая читателю книга, написанная авторским коллективом Института философии Академии наук СССР, представляет собой попытку дать более или менее полное изложение основ исторического материализма.
«Священное ремесло» – книга, составленная из текстов, написанных на протяжении 45 лет. Они посвящены великим мыслителям и поэтам XX столетия, таким как Вячеслав Иванов, Михаил Гершензон, Александр Блок, Семен Франк, Николай Бердяев, Яков Голосовкер, Мартин Хайдеггер и др. Они были отмечены разными призваниями и дарами, но встретившись в пространстве книги, они по воле автора сроднились между собой. Их родство – в секрете дарения себя в мысли, явно или неявно живущей в притяжении Бога. Философские портреты – не сумма литературоведческих экскурсов, но поиск богословия культуры в лицах.
Книга содержит собрание устных наставлений Раманы Махарши (1879–1950) – наиболее почитаемого просветленного Учителя адвайты XX века, – а также поясняющие материалы, взятые из разных источников. Наряду с «Гуру вачака коваи» это собрание устных наставлений – наиболее глубокое и широкое изложение учения Раманы Махарши, записанное его учеником Муруганаром.Сам Муруганар публично признан Раманой Махарши как «упрочившийся в состоянии внутреннего Блаженства», поэтому его изложение без искажений передает суть и все тонкости наставлений великого Учителя.
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.