Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [119]
2. Второй этап необходим для того, чтобы заставить акторов вступить в формальные профессиональные ассоциации и политико-идеологические вспомогательные институты (аналитические центры), которые контролирует правящая политическая элита. Разумеется, в этом шаге нет необходимости, если речь идет о людях умственного труда, занятых в сфере государственного управления, где лояльность навязывается патрональным слугам [♦ 3.3.5] через гибкие правила «профессионального поведения», которые можно толковать дискреционно, каким угодно образом. Кроме того, лояльность обеспечивается посредством централизованного принятия решений о продвижении по службе, запретов на публичные заявления и закрытого доступа к деятельности, который будет сопровождать тех, кто был отстранен от должности, на протяжении всей их карьеры и препятствовать их будущему трудоустройству. В свою очередь, такие люди из числа служилых дворян, как учителя, пользуются некоторыми гарантированными им формальными преимуществами, в частности имеют возможность занимать государственные должности в отличие от тех, кто был от них отстранен. Однако у них нет тех свобод, которые есть у подобных профессиональных ассоциаций в неклиентарном обществе. Похожая ситуация складывается и для некоторых «белых воротничков», которые вынуждены вступать в различные профессиональные объединения под принуждением правоохранительных органов, поскольку вассалитет лишь отчасти предоставляет права, соответствующие формальному статусу. Именно поэтому использование метафор из феодальных времен, которые часто бывают крайне красноречивы, уместно лишь до некоторой степени. В патрональных объединениях и вспомогательных институтах амплитуда произвола [♦ 2.4.6] при распределении средств и должностей является широкой, что превращает эти институты в гарантирующие лояльность государственные организации, а также в приводные ремни [♦ 4.3.2.3]. Вместо автономных ассоциаций, присущих либеральным демократиям и призванных обеспечивать контроль качества, за ними закрепляется функция шантажа[557]. Помимо прямого дисциплинарного эффекта и косвенного сигнального механизма дискреционного распределения, над потоком ресурсов, как правило, устанавливается постоянный контроль со стороны министерств. В этом смысле очень показательной является судьба посткоммунистических академий наук: в исламском историческом регионе уже в 1990-х годах Академия наук Казахстана была преобразована в Министерство науки, а Академия наук Туркменистана столкнулась с массовыми сокращениями и реорганизацией[558] (государственное финансирование института прекратилось в 2019 году)[559]. В православном регионе административные должности в академии наук были отделены от научных, которые, в свою очередь, прикреплялись к министерству, выдающему гранты на исследования с фиксированным сроком; в западно-христианском регионе венгерское мафиозное государство практически последовало примеру России и переместило научно-исследовательскую сеть из ведения Академии наук под контроль Министерства инноваций и технологий, ратуя за исследование более «практических», а также «национальных» вопросов[560].
3. Третий этап – это расширение прямого контроля над подбором персонала. Воспитание «новой национальной» политической и административной элиты является главной целью патрональной политики, которая направлена на создание упомянутых выше различных форм зависимости. Хорошим примером здесь является учреждение Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, созданной в 2010 году путем слияния 14 национальных и региональных академий государственной службы[561], равно как и создание Венгерского национального университета государственной службы путем слияния бывшего Института государственного управления, отрезанного от Университета Корвина в Будапеште, а также Института подготовки офицеров полиции и Университета национальной обороны имени Миклоша Зрини[562]. По замыслу, в этих заведениях должны обучаться все члены единого унифицированного сословия служилых дворян, которые займут должности на различных уровнях государственного управления, будь то секретные службы, полиция или армия, и которые станут звеньями в соответствующих патрональных иерархических цепочках.
Другой опорой среднего уровня является клиентарная группа придворных поставщиков. В патрональных автократиях, таких как Россия, полагающихся в основном на формальные государственные институты, создание государственных холдингов выполняет ту же функцию, что и описанные выше профессиональные объединения, то есть обеспечивает подчинение несметного числа мелких экономических акторов без необходимости управления ими в ручном режиме. Но поскольку мафиозное государство аннексирует к реляционной экономике под контроль приемной политической семьи все больший сегмент капиталистических рынков [♦ 5.5–6], в нем проводится холодная общественная патронализация, и соответствующим образом растет клиентарная группа придворных поставщиков. По мере устранения независимых источников экономических ресурсов
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.
В настоящем учебном пособии осуществлена реконструкция истории философии от Античности до наших дней. При этом автор попытался связать в единую цепочку многочисленные звенья историко-философского процесса и представить историческое развитие философии как сочетание прерывности и непрерывности, новаций и традиций. В работе показано, что такого рода преемственность имеет место не только в историческом наследовании философских идей и принципов, но и в проблемном поле философствования. Такой сквозной проблемой всего историко-философского процесса был и остается вопрос: что значит быть, точнее, как возможно мыслить то, что есть.
Книга наблюдений, ошибок, повторений и метаний. Мысли человека, начинающего работу в новой сфере, где все неизвестно, зыбко и туманно.
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.