Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [111]
В однопирамидальных системах наблюдается радикально иная ситуация, поскольку там вместо добровольного выбора нового центра по признаку пригодности для рынка (как в либеральных демократиях) или пригодности для власти (как в патрональных демократиях) происходит принудительное подчинение конкурирующих центров. Используя свою подавляющую пригодность для власти, то есть эффективную монополию на власть, правящая политическая элита нарушает автономию (существующих или потенциальных) центров власти и стремится встроить их в иерархическую сеть подчинения. В коммунистических диктатурах правящая политическая элита тоталитарна, а другие сегменты элиты либо инкорпорированы, либо запрещены [♦ 3.7.1.2]. В патрональных автократиях правящая политическая элита носит неограниченный, монопольный патрональный характер и патронализирует альтернативные элитные группы [♦ 3.7.1.3]. С точки зрения Барабаши, оба типа приводят к формированию безмасштабной свободной модели, где победитель получает все и где только правящая элита действительно пригодна для власти и обладает значительным объемом присваиваемых ресурсов.
6.2.2. Клиентарное общество: неравенство и социальная мобильность в патрональных автократиях
6.2.2.1. «Удушающий прием»: холодная патронализация и дорога к клиентарному обществу
В посткоммунистическом регионе порядок ограниченного доступа патрональных автократий сменяет либо (a) другой порядок ограниченного доступа, а именно коммунистическую диктатуру, либо (b) порядок открытого доступа, как правило патрональную демократию. Путь (a) был распространен в исламском историческом регионе, Азербайджане и советской Средней Азии, тогда как путь (b) более присущ православному и западно-христианскому историческим регионам [♦ 1.3.1]. Когда патрональная автократия возникала как преемница коммунистической диктатуры, это требовало изменений главным образом на уровне элит (правящей элиты), а не на уровне неэлит (людей). Институциональная среда трансформировалась в формально демократическую, но людям так и не был предоставлен открытый доступ. Политическое руководство сменилось с номенклатуры на приемную политическую семью, которая избавилась от старой коммунистической партии и обосновалась в демократической среде как основанный на номенклатуре клан [♦ 3.6.2.1]. Приватизация в экономической сфере, которая могла бы гарантировать появление автономных (патрональных) сетей, была проведена лишь в незначительной степени [♦ 5.5.2]. Таким образом, как политические, так и экономические ресурсы оставались в руках правящей элиты, которая в силу этого могла ограничить к ним доступ, предоставив его только своим членам[526].
В свою очередь, в случае (b), если трансформация происходила из порядка открытого доступа, для ограничения доступа к ресурсам необходимы были изменения как в экономической, так и в политической сфере. Чтобы инициировать такие изменения, приемная политическая семья должна была добиться монополии на власть, фактически устранив разделение ветвей власти [♦ 4.4.3.1]. После этого верховный патрон может распоряжаться бескровными средствами государственного принуждения, то есть использовать политически выборочное правоприменение [♦ 4.3.5] и создавать законы [♦ 4.3.4.2] и нормативные акты [♦ 5.4.2] по индивидуальному заказу. Эти инструменты незаменимы, если требуется ограничить доступ к политическим и экономическим ресурсам. Для ограничения первого приемная политическая семья нейтрализует процесс публичного обсуждения и таким образом закрывает политический рынок, вход на который в конечном счете зависит от дискреционного решения верховного патрона [♦ 4.3]. Для ограничения последнего автономных олигархов лишают их статуса и вынуждают примкнуть к однопирамидальной сети [♦ 3.4.1.3], в то время как дискреционное регулирование и налогообложение, с одной стороны [♦ 5.4], и хищничество – с другой [♦ 5.5.3], приводят к развитию реляционной экономики. Иначе говоря, оба этих процесса представляют собой патронализацию: политическую патронализацию, в ходе которой формальные институты и связанные с ними акторы становятся частью мафиозного государства, и
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Экспансия новой религиозности (в формах оккультизма, магии, мистицизма, паранаучных верований, нетрадиционных методов лечения и т.п.) - одна из примет нашего времени. Феномен новой религиозности радикально отличается от исторически сложившихся, традиционных для данного общества религий, и при этом не сводится исключительно к новым религиозным движениям. В монографии рассмотрен генезис новой религиозности, проанализированы ее основные особенности и взаимосвязь с современной массовой культурой и искусством. Для специалистов в области культурологии, религиоведения, философии, студентов гуманитарных вузов и широкого круга читателей.
Интеллектуальная автобиография одного из крупнейших культурных антропологов XX века, основателя так называемой символической, или «интерпретативной», антропологии. В основу книги лег многолетний опыт жизни и работы автора в двух городах – Паре (Индонезия) и Сефру (Марокко). За годы наблюдений изменились и эти страны, и мир в целом, и сам антрополог, и весь международный интеллектуальный контекст. Можно ли в таком случае найти исходную точку наблюдения, откуда видны эти многоуровневые изменения? Таким наблюдательным центром в книге становится фигура исследователя.
Лоренцо Валла — итальянский гуманист, родоначальник историко-филологической критики, представитель исторической школы эрудитов, крупнейший этический мыслитель эпохи Возрождения, понявший библейскую и античную этику в ключе обновленной логики. Л. Валла создал динамичную этику, предвосхитившую предприимчивость Нового времени. Умение подбирать точные аргументы, изящество стиля, убедительное сопоставление разных точек зрения делает труды Валлы школой этической философии. Начатые Валлой дискуссии о свободе воле, о природе желаний, о намерениях воли и сейчас создают рамку философского осмысления нашей повседневной жизни.
В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.