Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [108]
Только при наличии ограничивающих условий (1) открытого доступа и (2) отделенных друг от друга сфер социального действия с соблюдаемыми гарантиями нормативности слабые связи могут быть сильными, что подтверждает процитированная выше статья Грановеттера. В ней говорится о том, что, когда определенная информация позволяет кому-либо получить доступ к конкретному ресурсу (в его случае, получить работу), слабые связи оказываются гораздо полезнее, чем сильные. Это объясняется тем, что сильные связи вряд ли дадут ему какую-либо новую информацию о вакансиях (так как члены его семьи или близкие друзья знают о том же, о чем и он), тогда как люди, с которыми его объединяют только слабые связи, например дальние знакомые, с большей вероятностью знают и людей и информацию из тех кругов, с которыми он вообще не знаком. Однако если говорить о влиянии, то передающие информацию слабые связи менее ценны по сравнению с сильными связями, передающими влияние[515]. Кроме того, если бы порядок доступа не был открытым, информация вообще не была бы полезна, поскольку знание о ресурсе не означало бы автоматически, что к нему можно получить доступ. Иными словами, неявное допущение Грановеттера заключается в том, что наличие информации является необходимым и достаточным условием для получения доступа к ограниченному ресурсу или, точнее, для участия в конкуренции за него. Однако в реальности для такой ситуации требуются дополнительные условия.
Из двух ограничивающих условий следует, что перед принятием решения люди минимизируют тормозящие факторы. Из шести режимов идеального типа именно либеральные демократии предоставляют людям самый широкий спектр вариантов решений, потому что ни правящая элита, ни сами люди не имеют права ограничивать доступ к ресурсам на дискреционных основаниях. Более того, люди в этом типе режима обладают наибольшей свободой устанавливать связи с другими людьми, будь то связи политического, экономического или общинного характера. Минимизируя политические и социальные ограничения, либеральные демократии позволяют людям в соответствии с их предпочтениями и максимально свободно определять, с кем формировать (сильные или слабые) связи. Другими словами, социальное взаимодействие предполагает свободный вход и свободный выход. Естественно, люди могут столкнуться с различными (транзакционными) издержками или вступить в формальную связь, которую нельзя разорвать моментально. Однако соглашаться на такие условия никого не принуждают. При этом открытый тип доступа и разделение сфер социального действия гарантируют широчайший диапазон доступных альтернатив, если кто-то выбирает выход.
Согласно выводам, к которым пришел в одной из своих работ Альберт-Ласло Барабаши, в условиях свободного входа и выхода развитие общественных сетей зависит в первую очередь от количества имеющихся у человека связей и способностей их устанавливать[516]. В своей книге «Связанные» Барабаши указывает на то, что по мере роста сетей вероятность установления с кем-либо связи прямо пропорциональна популярности человека, то есть количеству уже имеющихся у него связей. Следовательно, более старые узлы в сети (акторы), которые сформировали в ней первые связи, предпочтительнее новых, у которых пока мало или совсем нет связей. Однако старые узлы не обладают неоспоримым преимуществом из-за наличия второго фактора, а именно способностей. Барабаши определяет способности как «чье-либо умение заводить дружбу, превосходящее умение других людей в округе; компетентность компании в привлечении и удержании клиентов в сравнении с другими компаниями; особый талант актера, позволяющий получать больше симпатий зрителей, по сравнению с другими начинающими актерами; свойство веб-сайта, заставляющее нас заходить на него ежедневно и отличающее его от миллиарда других сайтов, конкурирующих за наше внимание»[517]. Таким образом, хотя Барабаши и не высказывает этого явно, его примеры подразумевают, что у нас есть свобода выбирать, а формирование связей определяется в первую очередь нашими собственными предпочтениями, а не политическими или социальными факторами. По сути, под «способностями» Барабаши подразумевает пригодность для рынка: способность удовлетворять спрос, желания и потребности людей.
Поскольку чья-либо пригодность для рынка не зависит от количества его связей, новички в сети имеют возможность догнать «лидера», украсть у него клиентов или, по крайней мере, приблизиться к нему (как в случае с «лидером рынка»). Сочетая два этих фактора, сети «демонстрируют поведение „способный богатеет“, при котором наиболее способный узел неизбежно вырастает и становится самым крупным элементом сети. Лидерство победителя, однако, никогда не бывает неоспоримым. За самым крупным элементом следует более мелкий, который приобретает почти столько же связей, что и самый способный узел. ‹…› Победитель делит лавры с непрерывной иерархией элементов» (выделено нами. – Б. М., Б. М.)[518]. Если использовать язык науки о сетях, можно сказать, что так возникает так называемая безмасштабная сеть, и большинство общественных сетей повторяют эту модель
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Экспансия новой религиозности (в формах оккультизма, магии, мистицизма, паранаучных верований, нетрадиционных методов лечения и т.п.) - одна из примет нашего времени. Феномен новой религиозности радикально отличается от исторически сложившихся, традиционных для данного общества религий, и при этом не сводится исключительно к новым религиозным движениям. В монографии рассмотрен генезис новой религиозности, проанализированы ее основные особенности и взаимосвязь с современной массовой культурой и искусством. Для специалистов в области культурологии, религиоведения, философии, студентов гуманитарных вузов и широкого круга читателей.
Интеллектуальная автобиография одного из крупнейших культурных антропологов XX века, основателя так называемой символической, или «интерпретативной», антропологии. В основу книги лег многолетний опыт жизни и работы автора в двух городах – Паре (Индонезия) и Сефру (Марокко). За годы наблюдений изменились и эти страны, и мир в целом, и сам антрополог, и весь международный интеллектуальный контекст. Можно ли в таком случае найти исходную точку наблюдения, откуда видны эти многоуровневые изменения? Таким наблюдательным центром в книге становится фигура исследователя.
Лоренцо Валла — итальянский гуманист, родоначальник историко-филологической критики, представитель исторической школы эрудитов, крупнейший этический мыслитель эпохи Возрождения, понявший библейскую и античную этику в ключе обновленной логики. Л. Валла создал динамичную этику, предвосхитившую предприимчивость Нового времени. Умение подбирать точные аргументы, изящество стиля, убедительное сопоставление разных точек зрения делает труды Валлы школой этической философии. Начатые Валлой дискуссии о свободе воле, о природе желаний, о намерениях воли и сейчас создают рамку философского осмысления нашей повседневной жизни.
В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.