Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [107]
[На основе имеющихся публикаций] можно выделить пять основных измерений формальности – неформальности ‹…›: кодификация; формирование; обеспечение исполнения; возможности и персонализация. ‹…› По этим пяти критериям личное доверие, прочные социальные связи, эмоциональная преданность ‹…› и интуиция являются сильно-неформальными; ‹…› религия, культура, этика и трансформационное лидерство слабо-неформальны; право, государство, собственность, иерархия ‹…› сильно-формальны; рынок и делегирование слабо-формальны. В этих четырех группах можно выделить более сильные и более слабые подгруппы в соответствии с их конкретным содержанием и относительной силой элементов в каждой категории. ‹…› Я называю социальный капитал неформальным доступом к ресурсам других людей, получаемым благодаря социальным связям. ‹…› Чтобы определить общую ценность социального капитала, следует объединить два его ключевых измерения. Первое из них, содержание, состоит из двух компонентов: (1) силы доступа к оценке вероятности получить услуги от людей на диадическом уровне и (2) преимуществ доступа к измерению ценности услуг как «бесплатной аренды» чужих ресурсов на диадическом уровне. ‹…› Второе, измерение структуры, также состоит из двух компонентов: (1) объема доступа к измерению как разнообразия, так и насыщенности всех связей на уровне эго-сети, и (2) позиции доступа к оценке как центральности, так и ранга каждой связи по сравнению с другими связями на уровне эго-сети. Два этих структурных компонента совместно определяют конфигурацию портфеля услуг. Следовательно, общая ценность социального капитала личности – это сумма мультипликативных функций содержания доступа и структуры доступа[513].
Это приводит нас к вопросу об отделении сферы общинного действия от экономической и политической сфер в режимах идеального типа. В либеральных демократиях сферы социального действия отделены друг от друга. Естественно, социальные связи могут формироваться между любыми членами общества, к какой бы социальной сфере они ни принадлежали. Кроме того, как мы писали в Главе 3, индивид может принимать на себя различные социальные роли (выполнять различные типы социального действия), которые относятся к разным сферам [♦ 3.2]. Получается, что общественная сеть человека, внутри которой посредством политических, экономических или общинных действий формируются социальные связи, уже включает в себя акторов из более чем одной сферы. Однако используя наши концепты, упомянутые выше, можно охарактеризовать разделение социальных сфер как ситуацию, когда между акторами из различных сфер существуют социальные связи, и эти связи могут передавать им информацию, но не влияние. Несомненно, существуют случаи, когда даже передача информации запрещается, как, например, при инсайдерской торговле (предоставление закрытой информации о компании, которую можно использовать для покупки или продажи ее акций)[514]. Тем не менее, даже если кто-то предоставляет подобную информацию, акторы из разных сфер не должны оказывать друг на друга никакого влияния. Политик может иметь сильные связи со своим зятем (не политиком) и обсуждать с ним его планы на будущее в той же сфере социального действия. Однако чего он не должен делать, так это действовать в этой сфере в интересах своего зятя.
Если человек оказывает влияние не только внутри своей сферы, это вызывает конфликт интересов и дискриминацию, для предотвращения которых в либеральных демократиях существуют специальные законы. Такие законы входят в число нескольких гарантийных институтов либеральных демократий [♦ 4.4.1], предотвращающих смешение сфер или, по крайней мере, позволяющих обжаловать подобные (единичные) случаи в суде. Поскольку для различных случаев смешения сфер существуют разные наказания, формальный, безличный набор правовых институтов либеральных демократий исключает из вариантов индивидуального поведения возможность формирования сильных связей между акторами из разных сфер. Решение о том, использовать ли свои сильные связи для получения дискреционных выгод, не является предметом свободного выбора человека: ему это попросту запрещено.
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Экспансия новой религиозности (в формах оккультизма, магии, мистицизма, паранаучных верований, нетрадиционных методов лечения и т.п.) - одна из примет нашего времени. Феномен новой религиозности радикально отличается от исторически сложившихся, традиционных для данного общества религий, и при этом не сводится исключительно к новым религиозным движениям. В монографии рассмотрен генезис новой религиозности, проанализированы ее основные особенности и взаимосвязь с современной массовой культурой и искусством. Для специалистов в области культурологии, религиоведения, философии, студентов гуманитарных вузов и широкого круга читателей.
Интеллектуальная автобиография одного из крупнейших культурных антропологов XX века, основателя так называемой символической, или «интерпретативной», антропологии. В основу книги лег многолетний опыт жизни и работы автора в двух городах – Паре (Индонезия) и Сефру (Марокко). За годы наблюдений изменились и эти страны, и мир в целом, и сам антрополог, и весь международный интеллектуальный контекст. Можно ли в таком случае найти исходную точку наблюдения, откуда видны эти многоуровневые изменения? Таким наблюдательным центром в книге становится фигура исследователя.
Лоренцо Валла — итальянский гуманист, родоначальник историко-филологической критики, представитель исторической школы эрудитов, крупнейший этический мыслитель эпохи Возрождения, понявший библейскую и античную этику в ключе обновленной логики. Л. Валла создал динамичную этику, предвосхитившую предприимчивость Нового времени. Умение подбирать точные аргументы, изящество стиля, убедительное сопоставление разных точек зрения делает труды Валлы школой этической философии. Начатые Валлой дискуссии о свободе воле, о природе желаний, о намерениях воли и сейчас создают рамку философского осмысления нашей повседневной жизни.
В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.