Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [100]
Так или иначе, патрональные сети коррумпированных субсуверенных государств подчиняют себе конкурентные рынки и на патрональной основе проводят реляционное перераспределение рынка. Как пишет Чжу, в этой схеме государственного захвата сверху вниз «группы чиновников работают сообща, как мафия ‹…›. Хотя в некоторых случаях, например в коллективном хищении, участвуют только государственные чиновники, коллективная коррупция по большей части предполагает наличие сложных коррумпированных сетей, задача которых состоит в координации интересов должностных лиц из различных бюрократических структур и акторов, не входящих в правительство ‹…›. В этих случаях основными участниками криминальных сетей [могут быть] частные предприниматели, руководители государственных предприятий, бандиты, губернаторы, партийные лидеры, чиновники и сотрудники правоохранительных органов»[483].
Коррупция, возникшая в Китае после начала реформ, привела к такому результату не сразу. Поначалу это были различные формы добровольной коррупции, такие как коррупция на свободном рынке и протекция для корешей, которые сохраняются в Китае по сей день. Затем, после установления частной экономики коррупция внутри сети партии-государства расширилась и стала принимать новые формы[484]. По утверждению Хайльманна, «китайское государство превратилось в гигантскую площадку для незаконной торговли: директора компаний, секретари партии и руководители органов власти переориентировали средства производства и работу государственного сектора экономики на снабжение вновь созданных рынков; ключевые политические позиции и официальные разрешения стали обмениваться на доли прибыли в высокодоходных частных сделках ‹…›. Высокопоставленные и более мелкие носители власти на всех уровнях партийной бюрократии ‹…› обогатились, воспользовавшись возможностями, которые предоставлял пока еще несовершенный рынок и такой же правовой режим»[485]. Однако с того момента, как конкурентные рынки были окончательно установлены, а размер частного сектора экономики стал сопоставим с размером сети партии-государства, захват государства сверху вниз стал типичной и наиболее серьезной формой коррупции в стране[486]. Все это, а также изложенная выше теория предполагают, что диктатуры с использованием рынка идеального типа располагают к появлению случаев захвата государства сверху вниз, что делает реляционное перераспределение рынков важным элементом экономики наряду с регулируемой рыночной координацией и бюрократическим перераспределением ресурсов.
Возникновение субсуверенных мафиозных государств и неформальных патрональных сетей является проблемой для высшего партийного руководства не только потому, что государственные средства используются не по назначению. Скорее, члены номенклатуры высокого уровня, принимая во внимание более широкую картину, опасаются «мафизации» партии-государства. Даже если неформальные патрональные сети берут начало на уровне субсуверенного правительства, они могут расти и захватывать все больше сегментов партии-государства, если верховный патрон получает доступ к новым позициям в государственной иерархии. В таких случаях главный патрон патронализирует каждый политический институт, находящийся в его подчинении, превращая свою патрональную сеть в приемную политическую семью национального уровня[487]. Конечно, неформальные патрональные сети создавались и более высокопоставленными членами номенклатуры, которые в китайской литературе именуются «партией кронпринцев» (princelings). Хайльманн пишет, что эти люди являются «[детьми] и другими родственниками бывших или настоящих партийных функционеров и военнослужащих [и] играют важнейшую роль в политике, вооруженных силах и экономике ‹…›. „Кронпринцы“ Коммунистической партии Китая могут выступать в качестве глав политически и экономически активных „кланов“, которые объединяют правящие позиции в государственном аппарате с предпринимательским стремлением к получению личной выгоды
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Экспансия новой религиозности (в формах оккультизма, магии, мистицизма, паранаучных верований, нетрадиционных методов лечения и т.п.) - одна из примет нашего времени. Феномен новой религиозности радикально отличается от исторически сложившихся, традиционных для данного общества религий, и при этом не сводится исключительно к новым религиозным движениям. В монографии рассмотрен генезис новой религиозности, проанализированы ее основные особенности и взаимосвязь с современной массовой культурой и искусством. Для специалистов в области культурологии, религиоведения, философии, студентов гуманитарных вузов и широкого круга читателей.
Интеллектуальная автобиография одного из крупнейших культурных антропологов XX века, основателя так называемой символической, или «интерпретативной», антропологии. В основу книги лег многолетний опыт жизни и работы автора в двух городах – Паре (Индонезия) и Сефру (Марокко). За годы наблюдений изменились и эти страны, и мир в целом, и сам антрополог, и весь международный интеллектуальный контекст. Можно ли в таком случае найти исходную точку наблюдения, откуда видны эти многоуровневые изменения? Таким наблюдательным центром в книге становится фигура исследователя.
Лоренцо Валла — итальянский гуманист, родоначальник историко-филологической критики, представитель исторической школы эрудитов, крупнейший этический мыслитель эпохи Возрождения, понявший библейскую и античную этику в ключе обновленной логики. Л. Валла создал динамичную этику, предвосхитившую предприимчивость Нового времени. Умение подбирать точные аргументы, изящество стиля, убедительное сопоставление разных точек зрения делает труды Валлы школой этической философии. Начатые Валлой дискуссии о свободе воле, о природе желаний, о намерениях воли и сейчас создают рамку философского осмысления нашей повседневной жизни.
В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.