Post Scriptum - [32]

Образ Ипатия Матвеевича, его слова рассеялись, и унеслись в безвозвратную даль, когда Смыковский, сквозь мысли свои, услышал женский голос, зовущий его.

– Господин посетитель, Антон Андреевич, – повторяла одна из сестер милосердия.

Опять увидев ее перед собой, и отходя от воспоминаний, Смыковский провел ладонью по лицу.

– Простите, – произнес он, – я стал теперь невнимателен, и сосредотачиваюсь с великим трудом. За беспокойство, однако же, благодарю вас, мне лучше уже гораздо, и я, с вашего позволения, отправлюсь домой.

– Но сумеете ли вы до дома добраться? Кажется, слабость ещё не оставила вас…

– Да, да. Смогу. Возьму извозчика и скоро доберусь.

Антон Андреевич покинул палату, в которую после падения, перенесли его. Ему хотелось бежать из больницы, но ее стены, словно нарочно, прятали от него выход.

Наконец, выбравшись га улицу, и закрыв за собой тяжелую дверь, он увидел на неровном, каменном крыльце, худощавого мальчика. Разглядев веснушчатое лицо, Антон Андреевич сразу признал в нем Петю, старшего сына Телихова.

– Петя!? Ты зачем здесь, голубчик? – растерянно спросил он, не зная, что делать дальше.

– Антон Андреевич! – обрадовался мальчик, – Я узнал вас! Хоть вы теперь уже не так часто у нас бываете, а всё же мы с братьями, часто вспоминаем вас.

– Пойдем, пойдем отсюда Петя, не нужно тебе быть здесь.

– Что вы Антон Андреевич, мне быть здесь обязательно надо, – постарался объяснить мальчик, – верно вы ещё и не знаете, так я скажу вам, мой батюшка сюда помещен. И хоть я думаю, что ему уже лучше, а всё же дожидаюсь доктора, чтобы наверное спросить.

– Откуда же ты узнал про батюшку?

– Как же не знать, к нам ведь поутру человек прибыл из участка, попросил матушку отправить нас в другую комнату, а сам сказал ей что-то. Двери были заперты, но я случаем услыхал несколько слов об этой больнице. Человек вскорости ушел, а матушка ничего не рассказывала, потом вдруг сделалось ей нехорошо, видно сильный испуг она приняла, побежали мы с братом за лекарем. Тот пришел и велел ей без движения лежать, а я наказал строго братьям подле матушки быть, а сам незаметно сюда. Чтобы всё разузнать, да матушке добрых вестей принести.

Антон Андреевич молчал.

– А вы ничего не слыхали про моего батюшку? Может кто в больнице говорил, когда он поправится?

– Видишь ли, Петенька… – Смыковский запнулся. Он не знал, что выйдет правильнее, сказать мальчику сейчас о смерти отца, или пока умолчать о том.

Петя смотрел на него не отрываясь, терпеливо ожидая следующих слов.

– Петя… – начал снова Смыковский, – ведь батюшка твой верно не поправится.

– Не поправится? – удивился мальчик, – Как же это не поправится?

Антон Андреевич никак не мог заставить себя говорить. Как ни старался он подобрать необходимые ему сейчас слова, всё было напрасно.

Петя, небольшого роста, худенький и некрепкий, как будто начал вдруг отдаленно понимать причину столь тягостного молчания. Он вжал голову в плечи, словно стремясь спрятаться от чего то, и потому показался Смыковскому ещё меньше. И все же он держался мужественно, и вытерев шапкой увлажнившиеся глаза, стал повторять очень быстро:

– Вы сказывайте мне, Антон Андреевич, всё как есть, сказывайте, я вытерплю, я большой уже, сказывайте, неужто батюшка мой умер?

Глядя мальчику прямо в глаза, Смыковский утвердительно качнул головой всего один раз. Однако и этого было достаточно. Петя, зажмурившись, закрыл лицо руками, что бы не закричать и бросился к нему. Смыковский обнял его и погладив по непокрытой голове, сам прослезился.

– Поедем теперь к твоей матушки, к братьям, поедем, мой мальчик, они уж верно волнуются о тебе, – приговаривал он.

– Вы со мной поедите? Мы вместе? Это правда? – отозвался мальчик.

– Вместе, обязательно вместе, – успокаивал его Антон Андреевич.

– Только давайте им покуда ничего не станем говорить, – попросил Петя, подняв голову, – пусть вначале матушка поправится.

– И верно, не станем. Скажем после. Ещё немного подождём, – согласился Смыковский.

Прошло не более получаса, и Антон Андреевич вместе с Петей, уже были у дома Телиховых. Петя шел первым. Смыковский следовал за ним. В комнатах покоилась тишина, пройдя две или три, они вошли в спальню Меланьи Ивановны.

Она лежала на белой постели, ноги её были накрыты кружевным пледом, а рядом, на невысоком диванчике, тесно прижавшись друг к другу, сидели три её сына – двенадцатилетний Трифон, Викентий восьми, и Артемий пяти годов. Услышав шаги, Меланья Ивановна обернулась.

– Антон Андреевич, – вяло произнесла она, – давно вы у нас не бывали…

– Здравствия вам, Меланья Ивановна, – ответил Смыковский.

– Ступайте мальчики, мне с господином Смыковским нужно разговор повести, – велела она.

Сыновья тут же покорно и бесшумно, покинули комнату.

Меланья Ивановна попробовала приподняться, однако не смогла.

– Не надобно вам вставать, – сказал обеспокоенный её состоянием, Смыковский.

Антон Андреевич взял стул и присел рядом с кроватью.

– А мы с Петенькой были нынче у Ипатия Матвеевича в больнице, – начал он, – вы уж, душенька, не корите его, за то, что он без вашего дозволения убежал, ведь он желал лучшего.