Посох пилигрима - [37]

— Точно, Ноев ковчег, — буркнул Томаш. — Только есть еще в нем и нечистые.

И, не сказав более ничего, побрел в свою келью. А мы с Арменом понимающе переглянулись и тоже пошли каждый к себе.

Глава IV Дым походных костров

«Ноев ковчег, Ноев ковчег», — повторял я, придя в свою комнату. А потом почему-то другая фраза всплыла в памяти, и я стал говорить про себя: «Вавилонское столпотворение, вавилонское столпотворение^{36}». — А когда лег в постель и закрыл глаза, то увидел перед собою оба Вавилона — Старый, или Большой, с его знаменитым столпом, и Новый, который язычники называют «Баг-дад», что означает «Богом данный». Увидел огромные серые стены, опоясавшие город тремя кольцами, длиною в сто верст и высотой в двести локтей, рухнувшие дома и храмы, обвалившиеся ворота, улицы, засыпанные обломками камней…

Увидел широкую мутную реку Евфрат, текущую по самой середине Старого Вавилона, совершенно разрушенного, не имеющего ни одного жилища, и заметную с расстояния в сорок верст башню, которую Господь разрушил в наказание за людскую дерзость.

«Жаль, — подумал я, — что не удалось мне побывать хотя бы у ее развалин. Да как было к ней пробраться, когда до башни нужно было идти десять верст по Аравийской пустыне, кишащей ядовитыми гадами».

А потом вспомнил и Новый Вавилон, или Баг-дад. Финиковые рощи, по берегам реки Шат или Тигр, как называем ее мы. Между прочим, в финиковых рощах, как и в пустыне, тоже полно змей. И потому крестьяне не собирают в этих рощах плоды, называемые ими хурмой, до тех пор, пока не прилетают аисты, которые изгоняют змей.

Я вспомнил и огромный парк, окруженный каменной стеной, длиною в десять миль. В этом парке были собраны сотни диковинных зверей и птиц. Особенно поразило меня гигантское животное — сурнофа, которое головою напоминало оленя, но имело шею в четыре сажени длиною, если не более. Передние ноги его были длинны, задние же, напротив, коротки. Шкура сурнофы — светло-желтая, отливающая золотом, была покрыта темными пятнами. Красивую, надменную голову венчали небольшие изящные рожки.

Были там и другие животные и птицы, которым я не знаю даже названия. Дивной показалась мне и аравийская птица — Сака, арабы называют ее «водовоз». Она больше журавля, имеет длинную шею и широкий длинный черный клюв, ноги ее велики, похожи на гусиные и тоже черны.

Цвета она, как и журавль, под шеей у нее зоб, вмещающий около кварты воды. Наполнив зоб водой, Сака летит в пустыню и выливает воду в углубление на поверхности какой-либо скалы. Затем затаивается и нападает на птиц, прилетающих напиться. Через аравийскую пустыню, где живут и охотятся эти птицы, неверные ходят ко гробу Магомета.

Особенно же большое скопление народа бывало возле львятника, загороженного густой и высокой железной решеткой.

Ночью мне снились аисты, убивающие змей, и львы, бегающие по улицам Старого Вавилона.

Утром я сел за стол и снова вспомнил поле под Никополем и нас, три сотни оставленных в живых крестоносцев, — мальчишек и юношей, ожидающих решения своей участи.

Я сел к столу, написал: «Глава вторая», и затем аккуратно вывел: «Каким образом турецкий король обходился с пленными».

Я вспомнил, как Баязид уехал с поля побоища, и турки бросились отбирать рабов себе, султану и его приближенным.

Я вздохнул и написал: «Так я достался на долю короля. Считали, что в этот день было убито до десяти тысяч человек. Пленников своих Баязид отправил в Грецию, в главный город Адрианополь, где мы находились пятнадцать дней. Затем повели нас к приморскому городу Галлиполи, где турки переправляются через Великое море. Там мы, числом триста человек, лежали в башне два месяца. Наверху этой башни находился герцог Бургундский с теми, коих он спас от смерти».

Я вспомнил тьму и смрад нашей тюрьмы, стоны раненых, гнилую воду и вонючие куски рыбы, которой нас иногда кормили… Мы мечтали о луче солнца и глотке свежего воздуха, но нас никуда не выпускали. И вдруг однажды, совершенно неожиданно, спешно погнали во двор нашей тюрьмы, а оттуда на берег моря.

Там нас выстроили в один ряд и приказали встать лицом к морю. Вскоре в проливе Дарданелл появился большой военный корабль. На его самой высокой мачте развевался красный флаг с белым крестом посередине. Красные мантии с белым крестом носили госпитальеры — рыцари ордена святого Иоанна, стало быть, и корабль принадлежал им.

Мне показалось, что среди людей, стоящих на носу корабля, я различил рыжеволосого короля Зигмунда и черноголового сутулого рыцаря — великого магистра ордена госпитальеров Филибера де Мальяк.

Увидя корабль, турки закричали что-то насмешливо и задорно. Те из нас, кто немного понимал по-турецки, объяснили, что мимо Галлиполи плывет король Зигмунд, а турки дразнят его и, обзывая трусом, зовут пристать к берегу, чтобы он освободил своих пленных.

Мы видели, как из порта Галлиполи наперерез кораблю вышли две высокие двухпалубные галеры, как по бортам галер встали лучники и пращники, как под веслами гребцов-каторжан закипела вода, но что они могли поделать с пятимачтовым «Когти», у которого против луков были пушки. «Когти» ушел из виду, пальнув для острастки всего один раз…