Посох пилигрима - [35]

— Не знаю даже с чего и начать. Видел я много чудесного. Ну вот, например, в греческом городе Салоники видел я миро^{35}, текущее из гробницы святого Дмитрия, а в церкви, где он покоится, одна из колонн всегда как бы отпотевает и сколько бы ее не вытирали, влага не исчезает. В этой же церкви есть сухой колодец, который только один раз в году — в день именин святого Дмитрия — сам по себе наполняется водой.

В городе Ангоре, который турки называют также Энгюри и Анкара, в одной из армянских церквей я видел крест, сверкающий днем и ночью. Язычники хотели украсть его, но у каждого, кто к этому кресту прикоснулся, тут же отнялись руки. Но, пожалуй, самое чудесное довелось мне видеть в монастыре святой Екатерины на Синае. Монахи говорили мне, что их обители больше тысячи лет и что именно у них были нарисованы первые иконы Спасителя и Божьей матери. Монастырь построен на горе, на том месте, где Бог явился пророку Моисею в горящей купине.

— А что такое «купина»? — перебив меня, спросил Тилли.

— Это — горящий вечно, но никогда не сгорающий терновый куст, — ответил ему Томаш. — Бог явился к Моисею в виде горящего куста и велел ему вывести евреев из Египта.

— Обо всем этом написано в Библии. Вам, наверное, читали эту в общем-то длинную историю, — добавил я. — А лучше послушайте, что я сам видел на Синае. В монастыре святой Екатерины, о котором я только что начал рассказывать, живут монахи-отшельники Они никогда не пьют вина и не едят мяса.

— Действительно великое, ни с чем не сравнимое чудо, — съязвил Томаш, не любивший не только крестоносцев, но и монахов — Подумать только, монах — не пьяница и не обжора.

Я пропустил ехидное замечание скриптора мимо ушей.

— В монастыре горит великое множество лампад, наполненных оливковым маслом, — продолжал я. — Чудесно то, что оливы приносят сюда птицы. Причем, каждая птица несет в клюве не одну оливу, а целую ветвь. Случается это один раз в год, когда оливы созревают. Монахи делают из них масло и наливают его в лампады, причем лампад ровно столько, сколько в это время монахов живет в монастыре. И еще то дивно, что как только кто-нибудь из монахов болеет, то одна лампада тускнеет и горит слабо, а если монах умирает, то она тотчас же гаснет. Когда же умирает аббат — настоятель этой обители, лампада его тоже гаснет. И не горит до тех пор, пока не отслужат по нем панихиду Но как только панихида заканчивается, тот из монахов, кто служил ее, идет в алтарь и там находит записку с именем нового настоятеля. И как только он возглашает имя нового аббата, угасшая лампада на глазах у всех возгорается сама собой.

— Это все легко можно подстроить, — сказал Томаш, которого, по-видимому, не оставлял антимонашеский настрой.

И совершенно для меня неожиданно все трое крестоносцев одобрительно засмеялись. Видать, Томаш успел рассказать мальчикам кое-что о шельмовских уловках католических попов и монахов.

Я не стал спорить, а только проговорил примирительно:

— Все, конечно, может быть. Но если вам надоели церковные истории, я с удовольствием расскажу вам историю совсем другого рода.

Мои слушатели с нетерпением смотрели мне в рот.

— В горах возле Траупезунта есть замок, называемый Ястребиным. В нем, говорили нам, живет девушка-волшебница невиданной красоты. Возле ворот замка стоит высокий шест, и на нем сидит ястреб. Когда ястреб видит чужого человека, он громко и тревожно кричит, и тогда на его крик, навстречу незваному гостю, выходит хозяйка замка. Только выходит она не сразу, а через трое суток после того, как ястреб прокричит в первый раз. И нужно все эти трое суток ни на мгновение не сомкнуть глаз — иначе девушка-волшебница не станет выслушивать просьбу, с которой вы к ней пришли. Она выполняет любое желание пришельца, сумевшего прободрствовать трое суток, кроме тех, которые обличают его в тщеславии, жадности и нескромности. Если же пришелец проявляет эти качества, она проклинает его вместе со всем его родом, и ее проклятия обязательно сбываются. Говорили, что сын армянского короля просил ее руки. Волшебница сочла это тщеславием и прокляла его.

Рыцарь-госпитальер из ордена святого Иоанна приплыл с острова Родос и попросил деву дать ему волшебный кошелек, в котором всегда были бы деньги. Дева прокляла его за жадность, сказав: «Я проклинаю тебя и твой орден, который отныне начнет приходить в упадок». И орден действительно вступил в полосу бедствий и неудачных войн.

А когда один бедняк попросил деву, чтобы он и его семья смогли бы прожить безбедно, никогда не совершая для этого ничего бесчестного, волшебница выполнила его просьбу.

— А почему одного она прокляла, а другого осчастливила? — спросил Тилли.

— Потому что «госпитальер» означает «странноприимный». А принимать странников, строить для них больницы и приюты — дело угодное Богу и людям. А госпитальеры только вначале были такими, а со временем не было крестоносцев богаче и алчнее их.

— Разве что тамплиеры, — проронил Томаш.

— Пожалуй, что тамплиеры, — согласился я. — И оба ордена были наказаны судьбой за отступничество. Изгнанные неверными из Святой Земли, госпитальеры перебрались сначала на остров Крит, а оттуда на Родос, где для них наступили тяжелые времена.