Посох пилигрима - [38]

И я вспомнил дальнейшее. Вспомнил, как из Галлиполи меня и многих моих товарищей затем перегнали в Бурсу — главный город Баязида, как служил я здесь скороходом и чуть ли не шесть лет рядом с другими моими сверстниками бегал впереди процессий, окружавших выезды султана. В этом качестве полу-гончей, полу-человека я принимал участие и во всех его походах…

А было их семь, и я прошел с султаном и его военачальниками всю страну, ему принадлежавшую и расположенную между Дунаем и морем. А кроме того побывал и в других странах, но об этом расскажу в свое время в подходящем для того месте.

Город Бурса, или Брусса, очень велик. Мне говорили, что в нем двести тысяч домов. Есть в нем и восемь госпиталей, где без различия принимают убогих, будь то христиане, язычники или евреи. К Бруссе относится триста замков и город Эфес с гробницей Иоанна Богослова. Эфес лежит в плодородной долине Айдин, которую туземцы называют «Хагиос».

Затем я посетил плодородную страну Магнезию, которая у турок называется Манисса и лежит на реке Герме у горы Синил и город Дегнисли в области Сарухан, где плоды с деревьев собираются два раза в год. Есть еще город Кютайя, лежащий на высокой горе, в плодородной области Керминои. Я также был в Севастии, бывшей столице королевства, и в городе Самсун, который лежит на Черном море в плодородной стране Джаник. Все эти города, в коих я был, принадлежат Турции.

Затем есть страна Синоп, где сеют только просо и из него пекут хлеб.

На Черном море лежит также королевство Трапезунт, страна закрытая и изобилующая виноградом, недалеко от города Керасун, который турки называют Гересун. Именно там я и услышал историю о волшебном замке, охраняемом ястребом, но, как известно, не смог посетить замок, хотя и хотел этого.

После того, как мы возвратились в Керасун, мне довелось побывать и во многих других городах и странах».

Писалось хорошо.

Третью главу я назвал: «Каким образом Баязид завоевал целый край».

«В третий день, после того, как турецкий король велел умертвить воинов и нас отправил в сказанный город пленными, сам он выступил в поход в Венгрию и переправился через реку Саву при городе, именуемом Митровиц, или же Митрош, и овладел целым краем. Затем он перешел в герцогскую область Петтау и вывел оттуда шестнадцать тысяч человек с женами, детьми и со всем их имуществом, овладев городом того же имени и предав его пламени. Людей же он отчасти взял с собою, отчасти оставил в Греции, а по возвращении своем из-за Савы, приказал, чтобы нас перевели из Галлиполи — за море, в его столицу Бруссу, где мы оставались до его прибытия.

По приезде своем он взял герцога Бургундского и тех, которых он оставил, и поместил их в одном доме возле собственного своего дворца.

Одного из этих господ, венгерца по имени Годой, он послал в подарок египетскому королю-султану вместе с шестьюдесятью мальчиками.

В их числе должен был находиться и я, но из опасения, чтобы я в пути не помер из-за трех ран, полученных мною в битве под Никополем, меня оставили при короле.

Последний также послал пленных в подарок королям Вавилонскому и Персидскому, равно как и в Белую Татарию, в Великую Армению и в другие страны.

Меня же тогда определили ко двору турецкого короля и я должен был бегать перед ним в его походах вместе с другими, по их обычаю. В эти шесть лет я дослужился до того, что в самом конце мне позволили ездить верхом в свите короля.

Все, что турецкий король совершил за эти годы, излагается здесь подробно».

Я вспомнил свой новый — теперь уже второй поход — не крестоносцем, правда, а рабом язычников. И подумал, что с той поры, как я оказался в Бруссе, а случилось это меньше чем через полгода после моего пленения, я тридцать лет только и делал, что служил и воевал. Служил одним мусульманам и воевал против других мусульман. Всякий раз радуясь, что не обнажаю меча против моих единоверцев.

Однажды случилось, что моими врагами оказались немусульмане, но они не были и христианами. И, признаться, я не убил ни одного из них, ибо не имел против них в сердце своем никакой злобы или ожесточения.

А сражался с мусульманами, убивал, конечно. Но после всякой битвы думал с немалым изумлением: «Когда я был крестоносцем и пришел в землю неверных с мечом, они выбили его из моих рук и едва не казнили меня, как непрошенного грабителя и убийцу. Однако оставили меня в живых для того, чтобы снова вложить мне в руки меч и отправили убивать таких же, как и они сами — единоверцев-мусульман. Что это? Уловки сатаны или неисповедимая мудрость Господня?»

Только много лет спустя я понял, что это ни то, ни другое. Правителям мира — эмирам, шахам, королям и императорам — все равно, кто держит меч, лишь бы этот «кто» был на их стороне. Они призовут в союзники еретиков против праведников и силы ада против легионов рая, если это поможет им добиться своего. А добивались они всегда одного и того же: новых земель, новых городов, золота и сокровищ. И ничто другое — ни крест, ни полумесяц — не стояли для них выше их грязных вожделений, алчности и стремления к еще большей власти.

И мой второй поход в область Караман произошел от того же самого: шурин султана Баязида, по имени Али-Бек, женатый на его дочери Нефизе, взбунтовался против султана и отказался платить ему налоги и вообще признавать Баязида своим господином.