Последняя загадка парфюмера - [9]

Глеб стряхнул с сигареты пепел, склонился к картине, уперев локоть в колено, и оперся подбородком на кулак. Забавные все-таки были люди эти фламандцы. Две картины внутри одной. Принцип матрешки. Что за маниакальное желание уместить на куске холста или дерева весь окружающий мир?

Глеб глубоко затянулся. Сигарета обожгла ему губы. Он чертыхнулся и вмял окурок в пепельницу. Затем осторожно потрогал пальцем обожженную губу и, не найдя серьезных повреждений, снова принялся разглядывать картину. Вернее, те две работы, которые висели на стене в виртуальном пространстве, созданном Тильбохом.

Монах, изображенный на одной, по всей вероятности, был алхимиком. Пытался создать философский камень или превратить ртуть в золото, ну, или еще что-нибудь в этом роде. Надо полагать, угробил на это большую часть жизни, не говоря уже о средствах. Вот бедолага-то. Хотя… Как знать, может, ему и удалось? Самые главные тайны человечества остаются нераскрытыми, даже много столетий спустя.

Оставив монаха в покое, Глеб перевел взгляд на кухарок. С чего бы это вдруг им зажимать пальцами носы? Вид у женщин простоватый. Наверняка им не привыкать к сильным и резким запахам. Что за непереносимая вонь заставила их сморщиться? Вопросы, вопросы, вопросы…

Однако прежде всего нужно было решить, что делать с картиной. Глеб закурил новую сигарету и глубоко задумался. Потом посмотрел на телефон. Он явно медлил с решением… Может, не стоит? Вдруг чувство, о котором он почти забыл, вспыхнет с новой силой, как это бывает в дамских романах?

Корсак перевел взгляд на свое отражение в стеклянной дверце шкафа и иронично скривился. Чепуха! Сейчас он уже не тот неуклюжий щенок, каким был восемь лет назад. Если в тридцать лет мужчина все еще не научился управлять эмоциями, то грош ему цена.

Корсак решительно взялся за телефонную трубку.

7

Если вы хотите найти в Москве место, где нет суеты и спешки, куда не проникают звуки внешнего мира и где вас всегда рады видеть (при условии, что у вас в кармане завалялась хотя бы пара сотен рублей), езжайте во Владыкино. Выйдите из метро и, закурив сигарету, топайте прямо к гостинице «Алтай». Обогнув гостиницу, увидите перед собой ярко освещенную дверь, над которой красуется вывеска с четко выведенным контуром рояля. А большие синие буквы, словно в подтверждение правдивости рисунка, гласят – «Джаз-клуб «Белый рояль».

Смело открывайте дверь и входите. Несколько ступенек наверх, и вы окажетесь перед еще одной дверью. За ней вас ждет уютный маленький мирок, из которого вы точно не захотите никуда уходить. Именно здесь и сидел наш герой Глеб Корсак, с душевным трепетом ожидая встречи, которой так тщательно избегал последние восемь лет.

Ни пьяной болтовни, ни грубых выкриков. Тихое, уединенное место, куда приводят не жен, но исключительно любовниц.

Глеб стряхнул с сигареты пепел, скользнул взглядом по стеклянной двери, затем снова поглядел на большой плазменный экран. Рыжая Нэнси Синатра, похожая на кошку-переростка, задушевным, вкрадчивым голосом мурлыкала свою знаменитую «Bang-bang».

«Bang, bang, you shot me down…» «Бах-бах». Вот ты меня и пристрелил. «Милая песенка», – усмехнулся Корсак, потягивая пиво из высокой стеклянной кружки.

На последних аккордах песни в клуб вошла молодая женщина в светлом пальто и темных очках. Обежав взглядом зал, она двинулась к столику, за которым сидел Корсак. Завидев ее, журналист поднялся со стула.

– Глеб, – выговорила женщина, подходя к столику и протягивая ему обе руки. – Глеб!

– Здравствуй! – Лицо журналиста, обычно бесстрастное, дрогнуло, и по его жестко очерченным губам скользнула улыбка.

Глеб сжал ладони женщины в своих пальцах, и она, смеясь, поцеловала его в щеку. Несколько секунд они разглядывали друг друга, затем Глеб, словно опомнившись, отодвинул свободный стул и сделал приглашающий жест.

Сев на стул, женщина сняла темные очки и сунула их в карман пальто, а потом улыбнулась.

С болью в сердце Глеб отметил, что она по-прежнему хороша собой, но теперь по-другому. Лицо осталось таким же породистым, но слегка осунулось. Мягкая линия губ стала четче, строже и элегантней, а застывшая сдержанная улыбка была улыбкой женщины, знающей себе цену. Вот только карие глаза совершенно не изменились. Большие, спокойные и такие глубокие, что на дне их могли обитать самые невероятные чудовища – столь же изящные, сколь и смертоносные.

– Если бы ты знал, как я рада тебя видеть, – улыбаясь, проговорила Ольга, не сводя с Глеба сияющих глаз. – После всех этих лет… Рассказывай. Как поживаешь?

Глеб смотрел на женщину как завороженный, не в силах оторвать взгляда от ее тонкого лица, и не мог произнести ни слова.

– Что же ты молчишь? – весело спросила она.

– Прости… – Глеб с усилием отвел глаза. – У меня все хорошо. Живу, работаю. Обычная жизнь, ничего сверхъестественного.

– А как твои фотографии? Ты все еще этим занимаешься?

– От случая к случаю, – нехотя ответил Корсак. – Оля, извини, что позвал тебя сюда. Наверно, не вовремя.

Женщина тряхнула волосами:

– Ничего страшного. Твой звонок отвлек меня от грустной суеты. Слушай, давай что-нибудь закажем, а? Умираю с голоду.