Последняя загадка парфюмера - [11]

– Глеб, зачем ты меня позвал? Ведь у тебя ко мне какое-то дело?

Корсак задумчиво пожевал нижнюю губу.

– Видишь ли… – начал он, слегка запинаясь. – Дело в том, что я встречался с Виктором. Вчера вечером, за пару часов до его смерти…

Глаза Ольги слегка расширились.

– Ты приезжал к нему в ресторан?

– Да. У меня к нему были… кое-какие дела. И когда мы все обсудили, он вдруг попросил меня взять на хранение одну вещь.

– Вещь? – Ольга удивленно приподняла бровь. – Какую вещь?

– Картину, – ответил Корсак. – «Автопортрет со смертью» Гильрена ван Тильбоха. – Он облизнул внезапно пересохшие губы. – Оль, не смотри на меня так, я и сам был удивлен. Виктор попросил взять картину на пару дней. Причины не объяснял. Просто попросил оказать услугу.

– Хм… – Ольга поднесла бокал к губам и сделала маленький глоток. – Действительно, странная просьба. И ты согласился?

– Ну да. А что мне было делать? Я было подумал, что картина краденая, но тут же выбросил эту чушь из головы. Виктор дорожил своей репутацией. Да и не стал бы он меня впутывать в темные дела.

Ставя бокал на стол, Ольга неловко качнула его, и маленькая капля портвейна упала ей на руку.

– Ты прав, – произнесла она. – Это на него похоже.

Она протянула руку за салфеткой и нечаянно коснулась руки Глеба. Журналист вздрогнул и почувствовал, как по телу пробежала теплая волна. После всех этих чертовых лет он по-прежнему был неравнодушен к этой женщине. Корсак скользнул быстрым взглядом по лицу Ольги, пытаясь определить, заметила она его смущение или нет. Однако она вела себя так, словно ничего не случилось, и Глеб решил: не заметила.

Ольга стерла с руки пятнышко, скомкала салфетку и бросила в пепельницу. Затем спросила:

– Картина до сих пор у тебя?

– Да, – сказал Глеб.

– И что ты намерен делать?

– Сначала хотел отдать тебе, но потом понял, что это плохая идея. Ты сказала, что наследство получит племянница Виктора. Отвезу картину ей. Наверно, так будет правильнее всего.

Ольга немного помолчала, думая о чем-то своем. Потом небрежно пожала плечами:

– Делай, как считаешь нужным.

Усталым движением затушила окурок в пепельнице и посмотрела на Глеба долгим, испытующим взглядом.

– А ты почти не изменился, – внезапно произнесла она. – Такое же лицо, такие же волосы. Даже взгляд такой же, как тогда.

– Ну это только снаружи. Внутри у меня все седое, – неловко пошутил Корсак.

– Значит, ты по-прежнему занимаешься журналистикой?

– Угу. Мараю кое-что для пары-тройки журналов и газет.

– Когда-то ты мечтал написать книгу. Помнишь?

– На книгу нет времени. Да и кто ее будет читать?

Ольга помолчала. Лицо ее вдруг стало напряженным, на щеках проступила бледность. Чистый белый лоб прорезала маленькая морщинка.

– Я забыла сказать про еще одну странность, – медленно проговорила она. – Там, в квартире у Виктора…

– Что? – напрягся Глеб.

Ольга замялась:

– Не знаю, может, это неважно, но… Видишь ли, Виктор жутко боялся открытых окон. Это у него с детства. Он был болезненным ребенком, и мать постоянно пугала его сквозняками.

– Да, я помню, – кивнул Корсак.

– Ну вот. А сегодня утром в его квартире все окна были раскрыты настежь.

Глеб посмотрел на Ольгин бокал, потом на ее лицо.

– Возможно, их открыли оперативники, чтобы проветрить, – предположил он.

Ольга покачала головой:

– Нет. Когда они приехали, окна уже были открыты. Они сами мне об этом сказали.

– Их могла открыть уборщица.

– Уборщица?.. А, это та женщина, которая нашла Виктора? – Ольга качнула головой. – Нет, вряд ли. Ей было не до этого. Я слышала, что у нее нервный срыв, она до сих пор не может прийти в себя.

Ольга одним глотком допила портвейн, поискала глазами официанта и сделала ему знак, показав пальцем на пустой бокал. Тот кивнул. Не прошло и минуты, как новая порция с «порто» стояла на столе.

– Надеюсь, ты не против? – спросила Ольга.

Корсак покачал головой:

– Нисколько.

– Это хорошо. Виктору не нравилось, что я пью. Он считал, что женщина вообще не должна пить. У него были довольно патриархальные взгляды на семью. По крайней мере, сначала. А потом он понял, что домостроя у нас не получится, и просто махнул рукой.

Ольга смочила губы в портвейне. Глеб посмотрел, как она пьет, и спросил:

– Когда у вас с ним разладилось?

– Давно. Год назад или больше. В последние месяцы мы почти не общались. Нам просто не о чем стало говорить. Виктор до позднего вечера работал, а когда приезжал – запирался у себя в кабинете и возился с картинами. Вечно вел переговоры с какими-то дилерами.

Она замолчала. Несколько секунд сидела молча, глядя куда-то в пустоту и усмехаясь своим мыслям. Потом медленно поговорила:

– Два человека живут под одной крышей, спят в одной постели и почти не разговаривают друг с другом. В этом есть что-то жуткое, тебе не кажется?

– Такое случается, – сказал Глеб.

– Откуда ты знаешь? Ты ведь не был женат. – Ольга пристально посмотрела Корсаку в глаза и повторила, понизив голос: – Ведь не был?

Глеб покачал головой:

– Нет.

Ольга улыбнулась:

– С тобой у нас все было иначе. Мы могли болтать с утра до вечера и не уставали друг от друга. Ты здорово умел меня смешить. Помнишь?

На смуглых скулах Глеба заиграли желваки.