Последняя загадка парфюмера - [7]

– А чего ты еще хочешь? На детекторе лжи его проверить?

Молодой повернулся к Глебу. Глаза, спрятанные за стеклышками очков, смотрели ясно и холодно.

– Еще один вопрос, Корсак, – сказал он. – В каких отношениях вы были с Фаворским? Майор рассказывал, что когда-то он увел у вас девушку. Это правда?

Глеб посмотрел на усатого. Тот смущенно кашлянул в кулак, потом положил ладонь на плечо молодому и сказал:

– Нам пора.

Молодой нахмурился, однако послушно встал с кресла. Вид у него был разочарованный.

– Спасибо за кофе, Корсак, – сказал усатый.

В прихожей он остановился у открытой двери и сказал выходящему напарнику:

– Подожди меня в машине. Я сейчас.

Когда молодой вышел, он притворил дверь и повернулся к Корсаку:

– Вы и правда не обсуждали никакие дела?

– Правда, – ответил Корсак. – Просто потрепались по-приятельски, и все. Что с ним случилось?

Майор Шатров, а именно так звали усатого, вздохнул и сказал:

– До конца еще неясно, но на насильственную смерть не похоже. Эксперт предполагает инфаркт.

– Кто его нашел?

– Уборщица. Мыла коридор и увидела, что дверь в квартиру приоткрыта. Позвонила – никто не ответил. Она вошла. И знаешь… лучше бы она этого не делала.

Глеб вопросительно посмотрел на майора.

– Зрелище не для слабонервных. Ужасное, одним словом, – пояснил тот. – Фаворский сидел в кресле, мертвый, а лицо у него было такое, будто он привидение увидел. Да и сам выглядел не лучше. Уборщица, понятное дело, завопила. Соседи услышали крик и вызвали милицию. Поверь на слово, Корсак, если б ты его увидел, ты бы тоже завопил.

Шатров достал из кармана сигареты. Корсак дождался, пока он прикурит, и спросил:

– Что значит – ужасное зрелище?

– А то и значит, – сказал майор, выпустив изо рта бесформенный клуб дыма. – Глаза выкатились из орбит, а физиономия… не знаю даже, как объяснить. Ну как будто бы судорогой свело. Ты не поверишь, но я сам чуть в штаны не наделал, когда увидел.

Глеб обдумал слова оперативника и уточнил:

– Следов насилия нет?

Шатров покачал головой:

– Никаких. И следов борьбы тоже. В квартире идеальный порядок. Мы жену его вызывали… Говорит – ничего не пропало. – Глаза майора затуманились, на губах появилась усмешка: – Красивая баба… Уж я бы такую не отпустил.

Корсак качнул головой, словно вышел из забытья, и недоуменно спросил:

– В каком смысле?

– Ну они ведь в разводе, – пояснил Шатров.

– А, ну да, – кивнул Глеб. – А как с отпечатками пальцев?

Сыщик махнул сигаретой:

– Все чисто.

– И что теперь? Дело закроют?

– Думаю, да. Инфаркт, и взятки гладки. Мы и к тебе-то для проформы зашли. Какая, к черту, разница, с кем Фаворский беседовал перед смертью? – Тут Шатров кашлянул в кулак и как-то странно покосился на Корсака. – К тому же, думаю, вдруг тебе информация пригодится. Ты же и для криминальной колонки пишешь?

– Уже не пишу, – сказал Глеб.

Шатров вздохнул:

– Жаль. Ладно, пойду. А то мой топтун меня уже заждался. Звони, если что.

Повернувшись к двери, сыщик легонько ткнул носком ботинка в прямоугольный сверток, стоящий у двери, и спросил:

– Переезжаешь?

– Перевожу к брату кое-какие вещи, – ответил Глеб.

– Давно пора избавиться от хлама. Вся квартира им завалена. Ну бывай.

Закрыв за сыщиком дверь, Глеб потер пальцами лоб, словно надеялся подтолкнуть мысли в нужное русло. Знаменитый коллекционер, владелец трех ресторанов и двух десятков картин Виктор Борисович Фаворский мертв. Умер от разрыва сердца, сидя в собственном кресле. Это тянуло на сенсацию.

Глеб прошел в комнату. Хлам, о котором говорил майор Шатров – это книги, атласы, путеводители и наборы открыток, которыми были завалены стол, тумбочка и полки. На столе в беспорядке валялись компакт-диски. Бад Пауэлл, Лестер Боуи, Джон Колтрейн, Стив Лэси вперемешку с классикой – скрипичными концертами Вивальди, «Музыкальным подношением» Баха. Отдельно лежали два диска Игоря Стравинского – «Регтайм для одиннадцати инструментов» и «Canticum Sacrum», на обложке которого красовался великолепный крылатый венецианский лев, положивший лапу на Евангелие от Марка. Такой же лев, только отлитый из бронзы, хмуро выглядывал из-за початой бутылки водки, стоявшей на барной полке.

Телевизор все еще работал. Взяв пульт, Корсак прибавил звук и принялся прыгать с канала на канал в поисках криминальных новостей. Он попал на самое окончание репортажа. Майор Шатров, в сером мятом плаще и с таким же серым и мятым лицом, сухо говорил:

– Результаты визуального осмотра тела Фаворского и первичной аутопсии указывают на смерть от сердечного приступа. Это все, что я могу сообщить на данный момент.

Одутловатое лицо майора исчезло. Затем на экране появилась высокая темноволосая женщина в светлом пальто. Она вышла из подъезда в сопровождении двух милиционеров. Глаза ее были скрыты за темными очками.

Корреспондент засеменил рядом.

– Госпожа Фаворская, что теперь будет с коллекцией вашего бывшего мужа?

– Без комментариев, – бросила женщина через плечо и скрылась в бежевом «Пежо».

На этом репортаж закончился.

Глеб сел в кресло и запустил пятерню в волосы. Дело и впрямь попахивало сенсацией. Эх, Витя, Витя, как же ты умудрился помереть? И таким молодым. Все считали тебя жутко удачливым сукиным сыном, настоящим счастливчиком. А теперь ты лежишь на железном столе морга, и опухший после бурного воскресенья патологоанатом роется в твоих внутренностях, роняя на них пепел со своей вонючей сигареты.