Последняя любовь - [19]

Влюбленность была обычным его состоянием. Идеал в образе женщины был ему необходим как воздух и вода. И чем сильнее разгоралась страсть, причем избранницы менялись по нескольку раз в год, тем чаще затуманивались слезами его глаза, тем глубже и болезненнее вздохи вырывались из груди, тем длиннее были волосы и бледнее лицо, так что, когда чувство достигало своего апогея, он становился прозрачным и серым, как туман, и предметы его страсти, когда он к ним приближался, говорили словами Фредро[60]: «Ах! Я чувствую сырость, где-то фонтан!»

Трое молодых людей наперебой старались развлечь хозяйку, они изощряли свой ум, стремясь понравиться красивой, как они видели, свободной, как предполагали, и богатой, как оно, верно, и было, женщине.

Вевюрский рассказывал о том, что в Д. приехала новая модистка и привезла прелестные фасоны платьев и шляпок; граф Август, сопровождая свою речь величественным жестом, говорил о блестящем состоянии своих дел, о князе Н., Януш вскользь заметил, что в юдоли слез есть идеал, красотой своей затмевающий звезды на небе и цветы на земле.

Вевюрскому Регина ответила, что ее мало интересуют наряды, так как у нее есть все необходимое, а потому она не нуждается в знаменитой модистке. Аристократические амбиции графа Августа она выслушала с улыбкой; пану Янушу возразила, что, по ее мнению, все имеет свою прелесть и назначение и потому ни к чему сравнивать звезды и цветы с идеалами, о которых он говорил.

Впрочем, Регина была безразлична и даже рассеянна, часто поглядывала на дверь, будто ждала кого-то, и порой сидела с таким отсутствующим видом, словно ничего не слышала. Но по лицам гостей нельзя было заключить, что они заметили холодную сдержанность хозяйки, — все трое были слишком заняты собой. Вевюрский упивался своей элегантностью и обаятельностью, граф Август — знатностью, а Януш воображал, что он одухотворен, и никому из них не приходило в голову, что он может не понравиться.

Когда граф Август с жаром рассказывал о дуэли с маркизом де Виллье в Париже, в гостиную вошли Равицкий и доктор К.

Регина сразу оживилась, встала и, сделав несколько шагов навстречу гостям, сердечно подала руку сначала Равицкому, потом доктору.

У пришедшей ранее троицы на лицах изобразилось неудовольствие: приход Равицкого и доктора, не принадлежащих к их кругу, был для них comme l'invasion de barbares[61]. Они знали их в лицо, встречались изредка в парке, а доктора видели даже у графини, но не поддерживали с ними никаких отношений.

— Ремесленники! — с презрением прошептал граф Август, наклоняясь к Вевюрскому.

— Сброд! — прошептал в ответ Фрычо.

— Люди, лишенные поэзии, прозаичные, — вздохнул над ухом Августа Януш.

Равицкий окинул взглядом собравшихся и слегка нахмурился. Он холодно поклонился и сел в стороне около Генрика. С приходом Равицкого лицо Регины прояснилось, глаза заблестели, губы раскрылись в улыбке. Она вернулась на свое место между тремя молодыми людьми и теперь говорила чаще и дольше, даже несколько раз весело рассмеялась. Казалось, ее коснулось живительное веяние, в ней забил родник остроумия, милого веселья и еще большего, чем прежде, очарования. Однако взгляд ее все время обращался в ту сторону, где сидел ее брат со своим другом; она словно ждала, что инженер подойдет и заговорит с ней.

Но Равицкий продолжал разговаривать с Генриком. Регина даже ни разу не поймала на себе его взгляд, хотя он время от времени украдкой посматривал на нее, а когда переводил глаза на лица молодых людей, усмешка трогала его губы.

— Генрик, — потеряв терпение, обратилась молодая женщина к брату, — ты лишаешь нас общества пана Равицкого. Пан Равицкий, — добавила она с милой улыбкой, — мне хочется, чтобы вы присоединились к нам.

— Прошу прощения, но на сей раз не смогу выполнить вашу просьбу, — мягко возразил Стефан. — Я зашел на минутку, и мне надо кое о чем поговорить с вашим братом. — И он снова повернулся к Генрику.

Регина принялась болтать с гостями, но разговор, казалось, давался ей теперь с трудом, она была рассеянна, не смеялась и становилась все грустнее и серьезнее.

Когда спустя минуту она увидела, что Стефан встал и прощается с братом, на лице ее проступило выражение глубокой, нескрываемой грусти.

— Может, вы еще посидите, сейчас подадут чай, — робко сказала она, когда Равицкий пожимал ей руку.

— Не могу, меня ждут дела, — сдержанно ответил инженер и вышел. Когда дверь за ним закрылась, Регина притихла, опечалилась и лишь изредка и односложно отвечала гостям. Наконец и они заметили, что красавица загрустила и о чем-то задумалась, но нисколько не огорчилась, напротив, каждый истолковал это в свою пользу и его окрылила надежда.

«Грустит, — думал Фрычо, — это хороший знак! Мне поразительно везет с женщинами».

«Рассеянна, — говорил про себя граф Август, — стало быть, неравнодушна ко мне. Недаром я граф, да еще красавец!» — бросив взгляд в зеркало, мысленно прибавил он.

«Кажется, она вздохнула, — я начинаю ее интересовать, — размечтался Януш. — Она меня поймет! В ней есть что-то возвышенное».

Доктор К. был занят беседой с Генриком, с Региной говорил мало, только глядел на нее и думал: «Необыкновенная женщина!» Но он был умней остальных и поэтому даже в мыслях не посягал на нее.