Прежде всего Изу и Шамбона. Ох уж этот… и даже Дре — ведь он только делает вид, что болтает, чтобы удобнее было шпионить… От калеки, иначе говоря, от пленника, скрывать нечего. Он ведь вызывает жалость. Считается, что ему просто-таки необходимо рассказывать все до мельчайших подробностей, день за днем, лишь бы он не чувствовал себя исключенным из жизни, отстраненным, наказанным. Кроме того, известно, что я могу быть добрым советчиком. Вот они и навещают меня друг за другом. «Как вы думаете, Ришар?» или «Подобное самоубийство, наверное, не может вас не интересовать, вы ведь снимались в кино?». Да, друзья мои, меня все интересует. Они и не подозревают, разбегаясь в разные стороны, что я недремлющее око. Оно видит контуры романа там, где для них лишь густой туман и тайна. А как я тешусь, управляя ими, как марионетками. Как мне заблагорассудится! Даже тобой, Иза, предательница!
***
Комиссар Дре явился в Ля Колиньер в одиннадцать утра.
Один. На этот раз он слегка привел себя в порядок, но любезнее от этого не стал. Его встретил Шамбон, и комиссар пожелал вновь осмотреть кабинет. Там он долго созерцал силуэт, нарисованный мелом на ковре.
— Кое-что я никак не пойму, — сказал он наконец. — Господин де Шамбон, не могу ли я попросить вас о помощи.
— Разумеется.
— Садитесь за письменный стол, возьмите телефон в левую руку, будто вам нужно позвонить… Давайте… И по моему сигналу начинайте падать… Только не навзничь… Сначала грудью на угол стола, затем — на пол. Как бы в два приема.
— Но… я не сумею, — пробормотал Шамбон. — И потом, при мысли, что Шарль…
— Это очень важно, — настаивал Дре. — Попробуйте… Приготовились?.. Так. Выстрел. Бах!… Давайте. Смертельно бледный Шамбон рухнул вперед.
— Не так. Мягче, — закричал комиссар. — Сюда… Теперь правым плечом — вперед! Падайте!… Давайте, падайте! Вы не ушиблись? Стоп! Не двигайтесь. Скрючившись у ножки письменного стола, Шамбон шумно дышал. Дре изучал положение тела.
— Так я и думал, — прошептал он. — Фроман, видимо, стоял. Это более логично… Не так-то просто направить дуло на себя.
— Я могу встать? — спросил Шамбон.
— Разумеется, — буркнул Дре. Он еще долго рассматривал нарисованный мелом силуэт.
— Меня беспокоит, что тело занимало положение, которое кажется мне необъяснимым. Если бы он сидел, то упал бы по другому. Если бы стоял, его отбросило бы ударом назад. Выстрел из оружия такого калибра весьма силен.
— А может, он не был убит наповал? — предложил Шамбон.
— Верно, он мог согнуться пополам, упасть на колени. И все-таки. Я не убежден… Где господин Монтано?
— В своей комнате. В девять утра Жермен относит ему поднос. Он пьет кофе с сухариками.
— А потом?
— Жермен помогает ему встать. На маленькие расстояния Ришар пользуется костылями. Он умывается, затем снова ложится. Много читает. Слушает пластинки. В час дня я сажаю его в коляску. Он доверяет только мне.
— Значит, вы ладите друг с другом?
— Как братья.
— Я предполагаю, что госпожа Фроман тоже им занимается… Я сказал что-то неприятное для вас?
— Нет, — смущенно пробормотал Шамбон. — Или, скорее, да… Дело в том, что Шарль не очень любил, когда его жена была в обществе Ришара.
— Следовательно, кроме вас и Жермена, Ришар не видит практически никого?
— Ну, не то чтобы никого… Но Ришар действительно живет очень уединенно, это надо признать.
— Проводите меня.
Они направились в конец коридора, повернули направо, пересекли просторную комнату с закрытыми ставнями. Шамбон не потрудился даже включить свет, лишь пояснил, что это столовая, которой больше не пользуются.
— Сюда… Мы в том крыле, где живет Ришар.
— Он сам решил поселиться здесь?.. Мне думается, для калеки это ссылка.
— Так он захотел. Предпочитает жить в своем углу… Сюда. Шамбон осторожно постучал в дверь и тихо сказал:
— Это мы, Ришар. Затем, повернувшись к комиссару, добавил:
— Он ждет вас. Я, конечно, рассказал ему о том, что произошло. Не обращайте внимания: у него всегда беспорядок… И всегда полумрак. Что вы хотите! Его надо принимать таким, каков он есть.
Он толкнул дверь и посторонился. Горела только ночная лампа, освещавшая, кровать, заваленную иллюстрированными журналами, изданиями по автомобилизму, парусному спорту, футболу, которые сползали на ковер. Молниеносный взгляд на худое лицо Ришара — вьющиеся, слишком светлые, слишком длинные волосы, светлые голубовато-зеленые глаза, выражение которых становилось жестким при боковом освещении, и особенно руки, те самые руки, которые… Все это производило болезненное впечатление.
— Вы удивлены? — спросил он. — Не похожи на руки акробата, правда? Слишком тонкие, хрупкие. Он протянул правую руку, и Дре с удивлением испытал на себе ее сдержанную силу.
— Черт! — вырвалось у него. — Ну и хватка! Ришар рассмеялся и показал на костыли у кровати.
— Нет ничего лучше для поддержания формы. Если вы вдруг почувствуете, что начинаете скрипеть, подарите себе костыли. Результат гарантирован.
В напускной игривости, с которой это говорилось, проступал сарказм. Более того… Некая скрытая агрессивность по отношению к сыщику.
— Садитесь, — продолжал Ришар. — Снимите все это с кресла.
