— Оставьте, — вмешался Шамбон. — Бедняга Ришар, ведь ему бесполезно говорить…
— Слышите? «Бедняга Ришар»! Вот и вы будете говорить: «Бедняга Ришар», — иронизировал калека. Шамбон снял с кресла брошенную кое-как одежду, и Дре сел.
— Что бы вы там ни думали, — начал он, — это просто визит вежливости. Теперь вы знаете о трагедии. Понимаю, что вы тут ни при чем. Но я обязан переговорить со всеми обитателями замка. Само собой, вы ничего не слышали…
— А-а! — протянул Ришар. — Визит вежливости, и вот меня уже допрашивают… Так вот, даю слово: я ничего не слышал.
Но даже если бы и услышал, то не сдвинулся бы с места. Мне плевать, что бы ни случилось с папашей Фроманом.
— Вы его не любили?
— Он украл мои ноги. По-вашему, я должен был сказать ему спасибо?
— Вы ссорились?
— Они избегали друг друга, — поправил Шамбон.
— Это правда, — подтвердил Ришар. — Едва он замечал меня, как останавливался, будто человек, обнаруживший, что он что-то забыл; или же смотрел на часы, и слышно было, как он шептал: «Где моя голова?», затем разворачивался, слегка кивнув мне… Меня забавляла эта игра в прятки. Резиновые шины коляски, наконечники костылей не производят ни малейшего шума, и его легко было застать врасплох. Нельзя не признать, что когда я его подлавливал, он бывал безупречно корректен, спрашивал меня о самочувствии, напоминал, что в Ля Колиньер я у себя дома. А про себя небось твердил: «И зачем только я его не раздавил?» Представляете, комиссар, я ведь был пугалом в его жизни! И кроме всего прочего, стоил недешево. А уж он-то был жмот, каких свет не видал!
— Короче, вы были на ножах.
— Скажите откровенно, если бы я утверждал обратное, вы бы мне поверили?
— А ваша сестра… между двух огней?
— А, Иза… Мне не повезло, я остался жив. В противном случае ей было бы проще. И так как комиссар ожидал дальнейших разъяснений, он заключил:
— После катастрофы нас не ждало ничего, кроме безработицы и нищеты. Как вы думаете, что остается безработной девице?.. Замужество, разумеется. Встретился Фроман. Он или кто другой, лишь бы муж! По крайней мере дом приличный.
— Вы останетесь здесь?
— Надеюсь. Это будет зависеть от завещания.
Мысленно Дре взял это на заметку. Надобно узнать, кому перейдет состояние. Он встал, поднял журналы и сложил их около кровати.
— Это вас еще интересует?
— Почему бы нет? — зло ответил Ришар. — У меня коляска, не так ли? Пока я могу передвигаться, я привязан к ремеслу.
Дре подался вперед — пожать руку калеке и, заметив телефон, ткнул в него пальцем.
— Вы, однако, не совсем одиноки.
— Видите… Отсюда я звоню, кому хочу, домашним или чужим.
— Часто вы им пользуетесь?
— Довольно часто. У меня друзья, они меня не забывают.
— Значит, если бы мне понадобилось спросить вас о чем-либо…
— Вы могли бы связаться со мной в ту же минуту. Не стесняйтесь, комиссар.
***
Комиссар ушел. Я знал, куда он направился. К старухе, этажом выше. Марсель мне доложил. Оставалось только следить за ними. Марсель, как всегда, в тревоге. Шпик шевелит мозгами, что-то его беспокоит. Самоубийство-то дурно пахнет. А он никак не нащупает, почему. В сущности, мы с Изой ему не нравимся. Он чувствует в драме подозрительный привкус. Акробаты! Бродяги! Иными словами, дурно пахнущее самоубийство, неподходящее для светского пищеварения. Городу придется заткнуть нос. Этажом выше мамаша Ламбер де Шамбон, урожденная Фроман, небось держит уже флакон с нюхательной солью!
Вот они оба подходят к ее двери. Марсель стучится. Она открывает, в глубоком трауре, лицо застывшее, как похоронная маска. Полицейский вовсе не намерен выражать соболезнования. Ему надо выудить из нее кое-какие сведения насчет меня с Изой…
— Вас не удивила женитьба вашего брата?
— Если только это можно назвать женитьбой! Скорее легальное сожительство.
Она говорит громко, властно, высокомерно, постепенно входя в раж. Мне казалось, что я слышу ее сквозь стены.
— Мой брат был не более чем простофиля… а этот (она кивает в сторону сына) — несчастный глупец… Оба с ума посходили из-за этой шлюшки, которая притащила за собой безногого, не знаю, из какого балагана… Доигрались!
Точно. Она зовет меня безногим. Марсель признался однажды. Даже просил у меня прощения. И все-таки комиссар морщится. Она прерывает его на полуслове.
— Меня не интересует, кто виноват в катастрофе. Важен результат. А в результате убит мой бедный брат.
— Позвольте, — говорит Дре, еще не привыкший к манерам старухи. — Он не был убит. Он сам… Энергичный жест старухи.
— Это вы, месье, толкуете, как вам удобнее. Вы находите умершего и револьвер. Значит, самоубийство. Как просто! Я словно вижу эту сцену. Шамбон мне ее описал. Признаюсь, довольно забавно. Однако вернемся к Дре — тот не любит, чтобы ему наступали на ноги.
— Вы знаете господина Феррана? — спрашивает комиссар. — В высшей степени достойный человек. Вчера вечером он дежурил по Братской помощи.
— Что еще за Братская помощь?
— Филантропическое общество, где приходят на помощь отчаявшимся.
— Будто нельзя им дать спокойно умереть. Начнем с того, что Шарль отнюдь к ним не принадлежал. Ничего себе фантазия!
— Да будет вам известно, что он позвонил в Братскую помощь, сообщил свою последнюю волю и выстрелил себе в сердце. Господин Ферран все слышал. Старуха в ярости.
