Последний трюк каскадера - [8]

— Кто к вам обращается чаще всего?

— Женщины.

— Любовные огорчения?

— Нет, необязательно… Безработные женщины и девушки. Я — генеральный директор одного из предприятий по производству запчастей… К несчастью, эти проблемы мне знакомы.

— Часто ли бывают попытки к самоубийству?

— Нет. В последнюю минуту люди цепляются за соломинку.

— Когда вы услышали голос вашего собеседника, у вас создалось впечатление, что он действительно решил покончить с собой?

— Как вам сказать, я почувствовал. Что он очень взволнован, это безусловно. Но все-таки я не думал… И до сих пор не могу прийти в себя… Этот выстрел… У меня было опущение, что это в меня выстрелили в упор.

— Господин Фроман… Вы его знаете?

— Как и все. Я не принадлежу к его кругу… Я хочу сказать, с политической точки зрения. Мы встречались раза два или три… Бывают ведь свадьбы, похороны, на которых невозможно не присутствовать… Но мои симпатии и антипатии здесь абсолютно ни при чем.

— Когда он назвал свое имя, о чем вы подумали?

— По правде говоря, ни о чем не подумал. Пожалуй, мне было скучно… Следовало бы прореагировать, не знаю… Я просто растерялся… И, кроме того, он не давал мне рта открыть.

— Ах, вот как… Не могли бы вы повторить некоторые фразы, которые вас особенно поразили. Но сначала перескажите коротко ваш разговор. Он сказал вам, почему хочет покончить с собой?

Господин Ферран оперся подбородком на ручку зонтика, который держал на коленях, закрыл глаза, чтоб было легче вспоминать, и заговорил:

— Сначала голос его дрожал. Он робел… Кстати, так всегда бывает… Затем сказал мне, что держит в руках револьвер, и для убедительности постучал дулом по столу. Вот тут я испугался. Спросил, не болен ли он, может, его обманывают или он потерял близкого человека? Он отвечал отрицательно.

Господин Ферран опять открыл глаза и посмотрел на Дре.

— Что бы вы сделали на моем месте? Комиссар покачал головой.

— Вы ни в чем не виноваты, — заверил он. — Если я правильно понял, причин для самоубийства у Фромана не было.

— Была причина, но это так странно!… Я довольно точно помню слова, которые он произнес. Дре наклонился вперед.

— Говорите. Это самое важное.

— Он сказал: «Я отошел от всего… Жизнь меня больше не интересует». И еще: «Я чувствую себя чужаком в вашем мирке манекенов. Я удаляюсь. Ухожу».

— Ну что ж, это слова человека, страдающего депрессией.

— Нет, нет. У меня в голове до сих пор звучит одна из его последних фраз: «Я в здравом уме и твердой памяти… Я решил исчезнуть, потому что сыт по горло и собой, и другими».

— Это бред.

— Он еще добавил: «Я хочу, чтобы моих близких оставили в покое. Чтобы не было неприятностей». А потом сказал что-то в таком роде: не надо ни цветов, ни венков.

— Таким образом, он изложил вам нечто вроде устного завещания, — резюмировал Дре.

— Да, вроде этого.

— Продолжали ли вы держать трубку после того, как прозвучал выстрел?

— Разумеется. Вначале была тишина. Затем послышалось, как упало тело, но не сразу.

— Завтра мы получим результаты вскрытия. Но, по-моему, смерть Фромана наступила мгновенно. Вы уверены в том, что говорите?

— Чтобы быть абсолютно уверенным — нет, я бы не присягнул. У меня голова шла кругом. Я был так далек от каких-либо подозрений…

— Ну, сделайте усилие. Бах! Выстрел. Вы по-прежнему держите трубку около уха.

— Постойте, — сказал коммерсант. — Я успел подумать: «Он, конечно, сидит. Сейчас он рухнет. Может, послышится стон», — и уже соображал, что надо немедленно вызывать дежурного по полицейскому участку… Слишком поздно! Именно в этот момент я и услышал какой-то звук, только очень смутно… Не удар, нет. Точно не знаю.

— Тело упало на пушистый ковер, — пояснил Дре.

— Тогда понятно.

— Видите ли, — продолжал комиссар, — это между нами: я нахожу странным, что такой человек, как Фроман… Впрочем, никак не пойму, что меня смущает!… В его поступке содержится некий вызов… Если бы ему надоело жить, об этом не надо было кричать на всех перекрестках. Довольно было бы письма. Завтра об этом напишут на первых страницах местной печати. Однако Фроман был не из тех, кто любил шум… Постарайтесь вспомнить любые, самые мелкие подробности… Это мне очень поможет. Вообще вам следовало бы записывать телефонные разговоры.

Ферран подскочил.

— Что вы, что вы! Если бы этот несчастный не сообщил мне своего имени и адреса, я бы молчал как рыба. Мы вмешиваемся, когда отчаявшиеся сами этого хотят. Соблюдение тайны с нашей стороны ни у кого не должно вызывать сомнения.

— Да, конечно, вы правы, — согласился Дре. — Когда Фроман застрелился, он, в сущности, был один в замке. Иными словами, только вы были рядом. В таком случае… минута отчаяния… Только так это можно объяснить… Ну что ж, благодарю вас, господин Ферран. Мой помощник попросит вас подписать ваши показания.

***

Все это написал я сам. Пора об этом сказать. Абсолютно все. Мысли действующих лиц… их разговоры. Например, в самом начале, разговор между комиссаром и его женой.

Конечно, я не прятался под кроватью. Не было меня и в матине, когда Дре переговаривался с инспектором. И так далее. Я восстановил одну за другой все подробности, создал своего рода миниатюрную модель событий. Смастерил вполне подходящий макет. Уверен, что ничего не забыл. Слова, записанные мною, необязательно точно такие, какими они были на самом деле, но выражают они одно и то же. У меня было достаточно времени, чтобы все разузнать, всех выслушать.