Последний барьер - [93]

— Что ж, у меня есть хорошая мебель, моторная лодка, возможно, и машина будет. В общем, есть известные блага. Но у меня есть еще седые виски, ревматизм и сорок пять лет от роду. Правда, я еще ни в коей мере не чувствую себя стариком, каким ты меня, очевидно, считаешь, и тем не менее, Трудынь, я бы поменялся.

— Даже со мной, с таким, какой я сейчас, с моими свернутыми набекрень мозгами и судимостью?

— Даже с тобой. Видишь ли, мозги твои скоро станут на место, а молодости у меня не будет никогда.

* * *

В номере городской гостиницы полковник Аугсткалн и подполковник Ветров собираются отбыть в Ригу после успешной поимки беглых колонистов. Машина за ними уже пришла.

— Теперь вы побыли в колонии подольше. Что вы можете сказать об Озолниеке? — ни с того ни с сего вдруг спрашивает Ветрова Аугсткалн.

Вопрос задан не без предварительных размышлений, поскольку до того, как его произнести, полковник довольно долго молчал.

— Для обстоятельного мнения о нем я наблюдал его все-таки слишком мало, — Ветров смотрит на полковника.

— Но какое-то впечатление, безусловно, у вас сложилось?

— Да, и впечатление это хорошее, — говорит Ветров, хотя понимает, что Аугсткалн ждал от него друтого.

— Вот как? И что же в нем вам так понравилось?

— Его энергия и одержимость своим делом, самостоятельность его суждений, поиск новых путей. — Ветров делает паузу, думает. — Мне кажется, этот человек наделен истинным оптимизмом. Его оптимизм порожден глубокой убежденностью в том, что он поступает правильно и достигнет своей цели. И еще одно редкое качество — беззаботность в отношении своей личной карьеры. Он не хочет выдвигаться, он настолько сросся со своим делом, что личное у него целиком Отодвинулось на задний план. — Ветров снова ненадолго смолкает. — Ну, кое-что мне, может, и не по душе, но это второстепенное.

Однако Аугсткалн ждет более подробных разъяснений по поводу этого второстепенного:

— А все-таки — что же именно?

— Налет показухи, некоторое бахвальство, в какой-то мере даже мальчишество. Но воспитанники это любят.

Прищурясь, Аугсткалн пытливо взглядывает на Ветрова.

— Как видно, наши мнения разойдутся. Разве вы не заметили, какой неуравновешенный человек Озолниек? Он чересчур увлекается своими идеями. Зачастую они до конца не продуманы и идут вразрез с существующими положениями и мнениями компетентных и ответственных товарищей. Да, выправка у него хорошая — настоящий строевой офицер, но его надо держать в узде. Без контроля он может запросто дров наломать. Начальник колонии не имеет права поступать необдуманно, идти на неоправданный риск, Он был бы хорошим воспитателем, даже заместителем начальника, но на своей нынешней должности он попросту зарвался.

— А вам не кажется, что вы сгущаете краски?

— Очень может быть, но я заглядываю вперед, Озолниек ведет себя как капитан пиратского корабля в нейтральных водах. Он забывает, что времена флибустьеров давно прошли и что корабль это не его, что на смену лихим рейдам пришел тщательно координированный, опирающийся на должностные инструкции кропотливый труд. И наконец: если бы эти поиски новых путей и необузданная самостоятельность давали ощутимые результаты! Так ведь нету их! События последних дней говорят сами за себя. Поножовщина, вымогательство денег, драки, и в заключение — групповой побег. Это что, свидетельства хорошей работы? Мне снова придется объявить ему выговор.

— Но ведь это же колония, — Ветров удивленно поднимает брови. — Контингент постоянно меняется, и необходимо считаться с вероятностью таких случаев.

— А история с футболом? А вылазка целым классом на озеро? Это же надо додуматься — наградить за первое место выходным днем класс, в котором на доске была нецензурная надпись! А если бы кто сбежал с этого озера, а? Ведь ограды вокруг него нету! — возмущается Аугсткалн.

— Может, потому как раз и не сбежали?

— Допустим. Дальше — запретил курение. Работники жалуются, а воспитанники все равно курят, как курили. На какие деньги куплены инструменты для оркестра? То и дело из прокуратуры докладывают о том, что начальник допускает беззаконие. Мне все это начинает понемногу надоедать.

— Вы с ним работаете дольше, вам, конечно, видней, — уклончиво говорит Ветров. — Я только высказал свое мнение.

Аугсткалн хмурится. У всякой медали есть оборотная сторона. Будь Озолниек подчинен не ему, а другому начальнику, он, полковник Аугсткалн, вероятно, думал бы так же, как Ветров.

— Быть может, у вас есть более подходящая кандидатура на эту должность? — спрашивает Ветров, когда они выходят из гостиницы.

— Пойдите-ка найдите такого, кто добровольно пошел бы в колонию для несовершеннолетних! Но надо всерьез подумать. У Озолниека это будет уже третий выговор!

— Работая на таком месте, выговоров не миновать На побег выговор положен, но фактически начальник не виноват. Вам-то это хорошо известно, начальник всегда виноват.

— Формально — да. Я не берусь утверждать, что Озолниек лишен недостатков, но зато он — воспитатель в лучшем смысле этого слова, а не поборник косности и устарелых методов.

— А чем старые, проверенные методы хуже сомнительных экспериментов?