Последний барьер - [90]

В руке у нее сетка с покупками. Глаза Зумента прикованы к этой сетке, во рту собирается слюна. Два желтоватых батона, свертки, из бумаги торчит колбаса. Зумент сглатывает слюну, но это не помогает. Все ближе раскачивается сетка с едой, Зумент ощущает во рту вкус колбасы, его зубы уже вонзаются в мягкий батон.

Муть застилает глаза, и рука тянется к ножу.

— Что же тут неудобного? Представься, поклонись, шаркни ножкой.

«Почему она не одна? Я бы вырвал сетку и убежал».

— Легко тебе говорить.

«Теперь этот малый заступится. И он не из слабаков».

— А тебе трудно? Взрослый человек.

«Когда они пройдут мимо, а вскочу и садану ему под лопатку».

— Мало ли что взрослый, твоя мать меня не знает.

— Вот и познакомься.

Они уже рядом. Зументу кажется, он чувствует запах колбасы. Сетка касается округлой ноги девушки, откачнется — и снова к ноге, и всякий раз слышен шорох бумажной обертки. На можжевеловые иголки перед глазами Зумента садится муха с блестящим синим брюшком. Пальцы сжимают рукоять ножа. Зумент напрягается для прыжка, но откуда-то, словно из глубины его нутра, долетают спокойные, четкие слова: «Я желаю одного, чтобы ты правильно осознал соотношение сил. В конечном счете пострадаешь сам. Если не будешь нападать ты, тебя тоже оставят в покое».

Если ты не нападешь, если ты не нападешь… Надо прыгать, потом будет поздно. Качается сетка, ветер завевает пестрый подол юбки. Шаг, еще шаг, еще… На плече парня висит зеленоватый рюкзак; парень резким движением перекидывает его поудобней. «Если не будешь нападать ты, тебя тоже оставят в покое». Путники скрываются за кустами, опять весело и звонко над чем-то смеется девушка.

Вспотевший Зумент глядит на руку с ножом, затем тыльной стороной ладони утирает губы, спугивает синюю муху. Живот урчит, словно сожалея об упущенной возможности получить свое, но на душе вдруг становится удивительно незнакомо и легко. Дорога пустынна, и Зумент смотрит на пыльные листья подорожника меж глубоких тележных колей… Еще чуть — и эти листья обагрила бы кровь. Там лежал бы парень с белокурым чубом, и он, Зумент, жевал бы белый батон. Два батона и колбасу.

Зумент медленно прячет нож в карман и встает.

* * *

Сориентировавшись по свисткам паровозов, Зумент через некоторое время выходит к железной дороге. Проносится дизель с красными вагонами, в окнах едва различимы смазанные скоростью человеческие лица. Потом идет товарняк. Зумент недолго бежит рядом с перестукивающими, безжалостно перегоняющими его колесами и, запыхавшись, останавливается, так и не отважившись на прыжок. Колеса на стыках рельсов тяжко и грозно перекликаются: «Смерть-смерть, смерть-смерть!» Зумент представляет себя изрезанным на куски на этих рельсах. Его передергивает.

Под покровом сумерек вконец измученный и безразличный ко всему приближается он к станции. Черные кучи угля и железобетонные блоки, штабеля кирпича и лесоматериалов. Вдали протяжно гудит паровоз, и Зумент выходит к путям, однако этот поезд не тормозит и без остановки проносится мимо вокзала.

Зумент плетется назад в свое укрытие за бревнами.

Навстречу идет милиционер. Сперва даже не понять — всамделишный это милиционер или померещилось. Решив, что всамделишный, Зумент поворачивает обратно, но там, ему наперерез, движется высокая фигура воспитателя Киршкална. Отступать некуда! Зумент останавливается, косится через плечо на милиционера и, опустив голову, направляется к воспитателю. Одиссея окончена.

— Привет, молодой человек! — улыбается Киршкалн. — Ну, как было у турок?

Подходит милиционер.

— Помощь потребуется, товарищ старший лейтенант?

Киршкалн испытующе смотрит на Зумента, как бы оценивая ситуацию, затем ощупывает его карманы, отбирает нож и отвечает:

— Благодарю вас, поладим как-нибудь сами, — и подталкивает Зумента в плечо. — Пошли, машина ждет.

Они переходят через пути, огибают вокзал. Киршкалн достает из кармана завернутый в бумагу бутерброд и, развернув, протягивает Зументу:

— На-ка съешь.

Парень воровато зыркает на воспитателя, затем быстро берет хлеб и, отвернувшись, жадно запихивает в рот.

Киршкалн стоит и ждет, глядя на упрямый крутой затылок, на немного уже отросшие волосы с застрявшими в них стебельками и крошками сена. Молниеносно расправившись с бутербродом, Зумент, не поднимая головы, благодарит:

— Спасибо!

Они вместе идут к дежурному по станции, Киршкалн звонит по телефону начальнику колонии.

— Привет! Киршкалн говорит. Все в порядке, Зумент есть.

— Молодец! — гремит в трубке. — Коньяк за мной.

XX

На другой день после поимки беглецов Киршкална встречает около школы Крум. Он в несвойственном ему приподнятом настроении.

— А ты знаешь, Бас за Стругу и Цукера объявил мне благодарность. Нам с Омулисом. Смешно, правда?

То, что Омулису, — понятно, но я был всего лишь ассистентом, — смеется Крум, однако видно, что к этой благодарности он далеко не безразличен. — И должен тебе по секрету сказать, что было мне там страшновато.

Он вынимает сигареты и собирается закурить.

— Стоп! В зоне теперь курить запрещено! — останавливает руку учителя Киршкалн. — Смотри, не то вслед за благодарностью тебе влепят выговор.