Последние истории - [59]

Всю ночь напролет возле домика шумели обезьяны — а может, то были другие животные? Порой они стремительно проносились друг за дружкой по крыше. Майя просыпалась и засыпала, отмечая попутно равнодушное стрекотание прилипших к потолку ящериц. Под утро, когда начинало светать, все затихало. Рассвет успокаивал, хищное восходящее солнце фотографировало мир и заставляло его цепенеть в долгом густом ожидании, прежде чем день начинался по-настоящему.

Мальчик встал рано и сразу побежал завтракать. Он ждал Киша, но фокусник не появлялся. Сверху Майя видела, как хозяин с голландками садится в моторку, собираясь вкусить комфорта на ближайшем цивилизованном острове.

После занятий ей пришло в голову совершить экскурсию в деревню, по берегу моря. Мальчик сопротивлялся, он все еще надеялся, что Киш принесет книжку, но потом нехотя согласился. Они надели шляпы и намазались кремом от загара. Майя положила в маленький рюкзак бутылку с водой и немного сладостей.

С берега остров казался декорацией к романтическому фильму. Он был бы чудесен, если исключить жару, тяжелый зной. И запах разлагающейся рыбы, гниющих водорослей. Прекрасен, если бы отрезать эти неприятные детали и вклеить остров в холодный альбом памяти. Что Майя и намеревалась сделать.

Около километра они шли пляжем, по щиколотку в воде. Здесь было множество фантастических раковин, которые, как предупредил Майк, вывозить нельзя. Национальное достояние. Впрочем, раковины были слишком велики, чтобы складывать в карман или рюкзак и куда-то нести. Так что женщина с мальчиком только рассматривали их и, устав от однообразия узоров, оставляли на месте. Потом они поднялись на берег и двинулись по узенькой тропе. Вскоре миновали маленький вонючий порт — пара примитивных моторок, которые были привязаны к вбитым в дно шестам, да развешанные на просушку сети. Море выплевывало отходы — те же, что и повсюду: полиэтиленовые мешки, фольгу от сладостей, обрывки стаканчиков от мороженого, автомобильные покрышки, — словно очищалась огромная рана.

Мать и сына сосредоточенно разглядывали несколько полуобнаженных малышей. Но на приветствие они не отреагировали. Вся деревня — десяток деревянных домиков, вроде их бунгало. На двух, правда, виднелись спутниковые антенны, прямо, почти вертикально устремленные в небо. Стало так жарко, что походка сделалась плавной, словно бы замедленной. Глаза смотрели только вперед, никаких резких движений. Мальчик начал жаловаться на усталость и проситься обратно. Окунуться в воду, хоть на миг, оказалось невозможно. Море здесь было вонючее, изуродованное мусором, обломками лодок, изрезанное маленькими дырявыми молами. И ни души — жители, похоже, сидели внутри ажурных домиков в тени антенн.

Они еще немного побродили под деревьями и собрались было отправиться в обратный путь, когда заметили на выступе скалы необычную постройку.

Это была каменная часовня, даже не часовня, а алтарь — в тени деревьев, обращенный к морю, напротив убогого мола с привязанными к нему лодками, перед полосой каменистого, пропахшего рыбьими отходами пляжа. На двух уровнях старательно расставлены фигурки божеств — будды, многорукие богини, тонкая статуэтка в богатых одеждах, напоминающая какого-то католического святого, — трогательный в своей простоте синкретизм.

Возле фигурок лежали свежие фрукты, всегда в символическом количестве — один банан, одно манго; была там и пачка жевательной резинки «ригли сперминт», и маленькая упаковка ментоловых леденцов. И еще кое-что, сразу привлекавшее внимание, — пластиковая бутылочка с соской, до половины наполненная молоком. Божество, маленький божок, которому предназначалась эта молочная жертва, был без сомнения ребенком — большая голова, неловкие ручки и ножки, веселое пухлое личико. Широкая улыбка и что-то вроде доспехов, имитация доспехов для детской борьбы, понарошку, не всерьез. Кто же захочет сражаться с ребенком? Майя сфотографировала божка, а оживившийся мальчик положил к его босым стопам эвкалиптовую конфетку.

Радостный бог звал поиграть, смешил. Своим мечом он мог разве что пощекотать. Надо посмотреть в энциклопедии, кто это такой, обещал себе мальчик.

Они вернулись настолько измученные, что мальчик сразу уснул. Есть не хотелось, только пить. Майя лежала на кровати и слышала, как ровно в полдень жара приглушает все вокруг — убавляет звук. Подумала, что можно было бы подолгу обходиться без еды. Здесь, в тропиках — гораздо дольше, чем там, на севере, где холод остужает даже самые стойкие тела. Стоило бы попробовать. Получать чистейшую энергию прямо из солнечных лучей; вдруг кожа способна выделять человеческий хлорофилл? Она бы питалась, лежа на пляже. Свет имел бы различный вкус. Отблески на воде — соленые и пряные, светлые пятнышки под деревьями — сладкие. Солнце лилось бы с неба, точно молоко, огромная небесная грудь с ее бесконечными молочными потоками. Зубы покрылись бы пленкой, словно зачехленная мебель, язык стал чистым, полированным, занятый одним лишь вылепливанием слов. Гортань бы заросла, исчезла. Тело замкнулось, ничто чужеродное больше не имело бы к нему доступа, — поистине совершенная монада.