Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа - [25]

Иудеи, пришедшие в Вифанию, не верили, что Иисус Христос осмелится придти в Иерусалим. Тем приятнее было им узнать, что Он намерен идти туда в этот же день. Такое намерение показывало, что Он не хочет более скрывать от последователей и врагов Своих цель Своего служения, решился торжественно перед всем Иерусалимом объявить Себя Мессией и, следовательно, совершенно уверен, что настроенный против Него синедрион не в состоянии Ему противостоять (Мк. 11, 10; Лк. 19, 36–38). Все это было очень приятно для народа, который давно с нетерпением ожидал, когда служащий предметом всеобщих ожиданий Пророк объявит Себя Мессией. Мысль сопровождать Иисуса Христа при Его входе в Иерусалим, быть свидетелем того, какое впечатление произведет Его появление на синедрион, разделять с Ним опасность и славу этих величественных минут — эта мысль заняла теперь воображение и сердце каждого — и Иисус с самого выхода из Вифании уже окружен был толпой усердного народа, готового оказать Ему все почести.

Дойдя до места (Мк. 11, 1; Лк. 19, 29; Мф. 21, 1), напротив которого находилась Виффагия, небольшое селение, видное и из Иерусалима, на северном склоне горы Елеонской, Господь остановился и подозвал к Себе двух учеников (Петра и Иоанна). Идита, — сказал им, — в весь, яже прямо вама; и абие входяща в ню обрящета осля привязано и жребя с ним, на неже никтоже николиже от человек вседе: отрешивша приведита Ми, и аще кто вама речет: «Что творити сие? Почто отрешаета?» — сице рцете ему: «Господь требует е»; и абие послет е семо (Мф. 21, 2–5; Мк. 11, 2–3; Лк. 19, 29–31). Такое поручение, несмотря на его незначительность, было не совсем обычно — Иисус Христос всегда ходил пешком, до Иерусалима было недалеко, а между тем, теперь нужно было идти за ослицей, как бы для какого-либо дальнего и утомительного пути! И как дивно было слышать из уст Иисуса: Господь того требует! Но ученики не в первый раз были изумлены поступками своего Божественного Учителя и привыкли понимать цель их уже из последствий; посланные тотчас пошли в Виффагию, нашли ослицу с осленком на том самом месте, о котором говорил Иисус; предстоящие действительно спросили их, зачем они берут ослов; и когда они отвечали, как им было велено, то беспрепятственно отпустили их. Такое точное соответствие события с предсказанием еще больше должно было удивить учеников, если бы они уже не привыкли к необычному. Сын Божий начинал являть Божественную славу Свою даже в маловажных, по-видимому, обстоятельствах, потому что скоро должно было последовать величайшее затмение Его Божества.

Иисус, между тем, оставался на том же месте, откуда отправил учеников. Число народа, Его окружающего, час от часу увеличивалось: жители Иерусалима и богомольцы, пришедшие на праздник, узнав, что Он идет в Иерусалим, шли Ему навстречу многочисленными группами (Ин. 12,12–13).

Посланные вернулись. По усердию и чтобы удобнее было сесть на осленка, ученики покрыли его своими верхними одеждами. Когда Учитель воссел, прерванное шествие снова продолжалось с медлительностью, которая свойственна этому роду езды. Теперь великий Пророк не скрывался уже в народной толпе, был виден всем, и шествие, при всей простоте своей, являло собой нечто торжественное и священное еще и потому, что в древности животные, не носившие на себе ярма, выбирались для священных обрядов; в частности, осел издревле на Востоке служил символом мира, никогда не участвовал в войне и в сражениях. Поэтому один взгляд на Иисуса Христа вдруг напоминал теперь внимательному человеку слова пророка Захарии, который, описывая царство Мессии, говорит: Рцыте дщери Сионове: се царь твой грядет тебе кроток, сидя на жребяти осли (Зах. 9, 9)42. Такое согласие Господа с желанием народа как можно скорее видеть Его царем, еще более воодушевило сопровождавших Его людей и придало им смелость выразить перед Ним всю полноту своего усердия самым торжественным образом. В порыве восторга одни начинали срезать пальмовые ветви и, потрясая ими в воздухе, бросали их на дорогу перед Иисусом; другие снимали с себя платье и стелили его под копыта осленка. Один старался превзойти в усердии другого. Подобно этому был встречен в Иерусалиме грозный завоеватель света Александр Великий; почти так же приветствовали некогда царя Агриппу — так хотели почтить теперь и Того, Кто был воплощением всех надежд для бедствующего Израиля.

Пальмовые ветви привели на память праздник Кущей, а вместе с ним известный псалом Давидов, который пели в продолжение его. Как поразительно сбывалось содержание этого пророческого псалма в настоящем событии! — Иисус Христос, грядущий в Иерусалим, но отвергаемый синедрионом, видимо, прообразовал Собой тот камень, пренебреженный зиждущим, который, по слову Давида, должен соделаться во главу угла и быть дивным в очах всего народа иудейского (Пс. 117, 22–23). Настоящий день, думали, покажет это. Подлинно, «Сам Господь сотворил его, чтобы нам радоваться и веселиться в онь» (Пс. 117, 24). Среди подобных мыслей любимый псалом, который все знали наизусть, неприметно переходил из уст в уста; особенно некоторые стихи его, так прямо выражавшие настоящее событие. Со всех сторон начали раздаваться слова псалма: «Осанна Сыну Давидову! Благословен Грядый во имя Господне! Осанна в вышних!»