После пламени. Сборник - [4]

Дорого же обошлась мне эта доверчивость! Всё висело на волоске, времени было в обрез, я знал, что меня вот-вот схватят. И я пришёл к нему, ни на мгновение не усомнившись, что он готов отправиться со мной куда угодно, что я твёрдо могу рассчитывать на его помощь. Даже если оставить в стороне дружбу — разве я не кинулся спасать ему жизнь тогда, в Арамане? Рискуя не только собой — судьбой соратников. Теперь мне стыдно вспомнить об этом.

«Я не могу воевать против Валар,— сказал он мне.— Манвэ, Ауле и Оромэ учили меня, и я не враг им. А если я открыто выступлю на твоей стороне, новой войны Стихий точно не миновать».

Я подумал сперва, что слова Феанора были предназначены для чужих ушей — нас часто пытались подслушивать. Я не мог поверить, что это — всерьёз. Но он повторил то же самое мысленно. Тогда я попросил дать мне хотя бы Камни — я не мог допустить, чтобы они попали в руки моих врагов. И они были мне необходимы в Эндорэ, Пламенный знал это. Но он отказался… и тогда я не стал больше говорить с ним. Я просто ушёл. Один.

Он предал меня — у меня не было больше причин щадить его. Нет, не так. Я хотел причинить ему боль. Ударить как можно сильнее. Хотел, чтобы он почувствовал то же, что и я. Я мог оставить Финвэ в живых — что сделал бы мне этот дурачок? Но как раз в тот момент я — вспомнил. И не сдержал руку.

Это означало окончательный разрыв. Это — не Камни даже. Черта, из-за которой уже не вернуться. Пропасть.

Он предал меня.

Я в ответ убил его отца.

Всё.

Ничего не изменишь.

И простить невозможно.

Но всё же я спас его.

В последний момент.

Проклиная себя за слабость.

Проклиная его за безрассудство.

Спас.

Лечил.

И что теперь?

Я не могу ненавидеть его.

И не могу простить.

Враг, брат, предатель, друг мой, что же мне делать с тобою?!

3

— Властелин, этот раненый эльф сказал, что хочет видеть тебя.

— Хорошо, Гырт. Ступай.

Мелькор помедлил, прежде, чем отправиться в северную башню. Он не хотел видеть спасённого. Он не знал, о чём говорить с ним. И ещё он боялся. Боялся увидеть ненависть в глазах того, кого когда-то сам назвал — братом. Боялся не совладать с собой, если снова нахлынут воспоминания о предательстве.

Но дело сделано. Раз уж он оставил Феанора в живых, придётся что-то решать с ним.

⁂

Орки-охранники вытянулись в струнку при виде Властелина. Мелькор вошёл в комнату, плотно закрыв за собой дверь.

Феанор стоял у окна, и холодный ветер трепал его чёрные волосы. Нет, не стоял — почти висел, навалившись грудью на подоконник.

Нолдору было очень больно — Тёмный Вала подивился, что продолжает чувствовать состояние того, кто теперь стал его врагом. Как будто ничего не изменилось. Как будто не разделила их кровь.

Мелькор остановился, подчёркнуто равнодушно глядя на Пламенного. Он пытался сейчас заслониться внешней холодностью, словно щитом. Проявить чувства значило — подставиться под удар. Убийственный. Беспощадный. Что удар последует, Мелькор не сомневался. Он знал Феанора. Он знал самого себя.

— Ты хотел видеть меня. Я здесь,— очень спокойно сказал Тёмный Вала.

Пламенный медленно повернулся, держась руками за косяк окна. Его тело отказывалось слушаться, боль сводила все мышцы, но эта боль позволяла отрешиться от сильнейшей — от той, что была в душе.

Феанор невольно усмехнулся: огнём и мечом он прошел сквозь Аман, Белегаэр и Белерианд, чтобы встать лицом к лицу с убийцей отца. Лицом к лицу и мечом к мечу.

Мечом к мечу — не получилось. А лицом к лицу — вот.

— Зачем? — хрипло спросил нолдо.

«Сейчас он свалится», — подумал Мелькор.

Шагнул к эльфу, бесцеремонно, но стараясь не слишком тревожить раны, обхватил того за плечи. Сцепил зубы от боли, моментально пронизавшей руки от кончиков пальцев до локтей, но хватку не ослабил — сопротивляться ему было бесполезно. Подвел Феанора к ложу, заставил лечь.

Отошёл. Встал у окна, заложив руки за спину и в упор разглядывая нолдора. Молча.

— Тебе ещё рано вставать,— сказал, наконец, сухо.

На вопрос отвечать не стал.

— Зачем я тебе понадобился? — напряжённо повторил Феанор.— Я имею право это знать?

Мелькор осторожно пошевелил за спиной пальцами — боль постепенно отпускала, становясь терпимой.

— Ну, скажем, меня больше устраивает твое присутствие в Ангбанде, чем в Мандосе.

Феанор прикрыл глаза. Слова Мелькора он понял более, чем превратно. Нолдору вспомнился Лориэн: тот единственный случай, когда Ирмо по воле Манвэ проверял сознание Пламенного. Тогда у Феанора ещё не было секретов от Владыки Мира… они появились позже. Но сейчас нолдо на миг представил себе, какой допрос мог бы ожидать его после смерти. Он рассказал бы Нуруфантуру всё — всё о Силе Мелькора, о том, как он сам помогал Темному Вале ее восстанавливать, он пересказал бы все разговоры, всё то, что десятилетиями ловко скрывал от Манвэ,— всё это вытянул бы из него Намо. Добром или принуждением… второе вернее.

— Ты предусмотрителен, ничего не скажешь,— скривился Феанор.— Теперь все твои тайны заперты со мною здесь. Н-да, теперь я твёрдо убеждён, что моей жизни не угрожает ничего,— он рассмеялся, не разжимая губ.

Мелькор небрежно повел бровью.

— Какое это теперь имеет значение? Мы больше не в Амане. Я больше не пленник.