После ливня - [89]

К Аргыну он пришел уже около девяти. Стол был накрыт, и, по-видимому, давно, потому что Атыргуль явно нервничала. Она была мастерица расставить угощение так, чтобы, как говорится, в нос бросилось… За стол до прихода Дыйканбека никто не садился. Ярко сияла хрустальная люстра, и в ее свете особенно белой казалась накрахмаленная скатерть, особенно красивыми ковры на стенах, особенно уютной и мирной просторная столовая. Не успел Дыйканбек появиться на пороге, Атыргуль вскочила и, сияя улыбкой, поспешила ему навстречу.

— Дорогой мой, позволь тебя обнять и поцеловать! Или нельзя? Тогда просто пожмем друг другу руки.

Дыйканбек почувствовал, что краснеет. Он пожал протянутую руку Атыргуль, потом поцеловался с ней, едва коснувшись ее губ своими, и сказал неловко:

— Спасибо, Акиш…

Атыргуль захохотала.

— Надо же! Спасибо говорит. И краснеет, как скромный, чистосердечный мальчик!

— Перестань, Акиш.

Атыргуль повернулась к подруге — кокетливо одетой женщине с большими подведенными глазами.

— Иди сюда, моя радость. — Она потянула подругу за рукав. — Познакомьтесь. Это наш знаменитый Дыйканбек.

Дыйканбек совершил еще одну неловкость.

— Да ведь мы уже знакомы, Акиш! — сказал он.

— Ну какое это знакомство! Видели друг друга издали, так можно сказать. А сегодня знакомьтесь по-настоящему, сердечно. Желаю вам обоим такой дружбы, которая не ищет особого повода для встреч.

Подруга Атыргуль с деланным смущением опустила ресницы.

— Ах, перестань ты, мне просто стыдно…

— Еще одна стыдливая, поглядите-ка на нее! — не унималась Атыргуль. — Ладно уж тебе, тут все свои, не прикидывайся. А вот и наш благоверный…

Аргын, просунув голову в дверь, оказал мрачно:

— Привет!

Дыйканбек сам подошел к нему и протянул руку.

— Ну, ну, ну, что это вы? — зазвенел восторженными переливами голос Атыргуль. — Друзьям, настоящим, искренним друзьям положено при встрече обняться!

И так как ни Дыйканбек, ни Аргын не бросились друг другу в объятия, она продолжала:

— Обнимитесь немедленно! Не то за стол не пущу.

Мужчины обнялись для виду, и скоро все четверо сидели за столом. Первый тост подняла Атыргуль.

— Выпьем за дружбу Дыйканбека и Аргына. Пусть она никогда и ничем не будет омрачена. Пусть, глядя на нее, кусают себе локти наши враги! Всегда будьте опорой друг другу…

Зазвенели сверкающие рюмки. Атыргуль выпила первой.

— Ну что ж, чокнемся, — Аргын слегка прикоснулся краем своей рюмки к рюмке Дыйканбека.

Атыргуль тем временем уговаривала выпить свою подругу, и та, пожеманничав, в конце концов проглотила коньяк.

По знаку Атыргуль Аргын налил всем по второй.

Атыргуль завораживающим взором глядела на Дыйканбека. Улыбнулась, подняла рюмку.

— А этот тост я предлагаю за Дыйканбека персонально. Выпьем за него, за его талант, за его успехи. Спасибо тебе, Дыйканбек, ты помог другу!

Дыйканбек поспешил остановить ее:

— Акиш, не будем говорить об этом, прошу тебя, не надо.

Аргын насупился.

— К чему так много слов, Атыргуль? Не превращай муху в слона. Ну помог мне Дыйканбек, что в этом особенного?

Атыргуль так и вспыхнула.

— Ничего себе муха! Сколько ночей ты не спал, пока дождался этой мухи, как ты выражаешься. Сам-то ты никому еще ни на копейку добра не сделал, а туда же, фыркаешь. Ты, если по-настоящему говорить, должен Дыйканбеку в ножки поклониться.

Дыйканбек испугался, как бы не началась ссора между супругами.

— Акиш, по-моему, совсем ни к чему сегодня считать чьи-то добрые дела. Посидим спокойно за столом, поговорим, порадуемся…

— Согласна! Ты прав, совершенно прав. Я просто сержусь на твоего друга за его непомерное самолюбие. Уж кому-кому, а мне его характер отлично известен. Изучила за столько лет как свои пять пальцев. Он для своей славы отца родного не пожалел бы, а тут, видишь, задело его, что Дыйканбек ему помог. Постыдился бы в такой день!

— Что же мне, из-за этого умереть, что ли? — через силу усмехнулся Аргын.

— Зачем умирать, живи на здоровье! Надо только совесть знать. Быть таким же великодушным, как Дыйканбек, тогда и самому легче станет.

Дыйканбек выпил наконец свой коньяк. Хотел было любезно предложить своей соседке чем-нибудь закусить, но никак не мог припомнить имя этой женщины. Впрочем, Атыргуль своих подруг обычно называла не их собственными именами, а ею самой придуманными прозвищами: Чиймекаш — Брови в ниточку, Акбилек — Беленькие ручки и тому подобное. Пошел по этому пути и он и, обратившись к соседке, назвал ее Акбилек-джене.

Атыргуль не понравилось, что к выбранному им прозвищу Дыйканбек добавил «джене» — так обращаются к жене старшего родственника, но она тут же нашла нужный поворот:

— Верно, верно… Ты можешь называть ее своей джене, потому что ее муж был родом из ваших мест.

— Был? — спросил Дыйканбек. — А где же он теперь?

— Я не случайно употребила такое слово, — не дала подруге ответить Атыргуль. — Они разошлись по взаимному согласию, и теперь твоя джене свободна как ветер. Полюбит кого захочет. А вообще-то ее супруг, не тем будь помянут, здорово шлялся, позорил жену своим поведением. Вот она и ушла от него. И с тех пор, можешь мне поверить, Дыйканбек, не знала ни одного мужчины.