После ливня - [84]

Быть может, аналогии грубоваты, но нечто вроде такого интереса было поначалу и у Дыйканбека к Нине, которую он знал беспечной, веселой девчонкой. Теперь она была известной и любимой артисткой, красивой, талантливой. Ее осыпали цветами, она была на вершине успеха. Такой встретил ее, увидел ее Дыйканбек через много лет.

Его влекла Нинина слава. Он, как ни странно, испытывал чувство личной причастности к этой славе только потому, что когда-то давно был свидетелем того, как Нина мечтала поступить в консерваторию и стать певицей. Иногда после спектакля он стоял на улице и ждал, когда артистка выйдет. Прячась от нее, он смотрел — искал в сегодняшней красивой женщине черты юной девушки, которую знал когда-то. И радовался, если находил. Особенно нравились ему ее темные глаза и русые волосы, густые-густые, тяжелые, пышные. Нина казалось ему такой близкой, а ведь их пути давно разошлись, и для Нины он теперь попросту не существовал. Во всяком случае, Дыйканбек так думал. Чего ради ей помнить старого случайного знакомого?

Однажды он подумал — не подойти ли к ней и, напомнив о старом знакомстве, попросить разрешения написать ее портрет? Нет, это как-то чересчур навязчиво и даже грубо. Нелепым был бы даже самый разговор; здравствуйте, я такой-то, помните ли вы меня, как поживаете, я хочу написать ваш портрет… Он пошел в мастерскую, взял карандаш и по памяти набросал эскиз. Подумал, посмотрел на свой рисунок, перештриховал воротник ее плаща так, чтобы он был поднят… Нина шла, слегка опустив голову и спрятав руки в карманы. Вышло похоже. Дыйканбек сделал второй рисунок на другом листке. Лицо в профиль, спокойное, задумчивое… Дыйканбек улыбнулся и встал — он был доволен своим наброском.

Мало-помалу это вошло у него в привычку: после каждого спектакля, каждой встречи на улице он рисовал все новые и новые Нинины портреты. Так прошло около двух лет, а он все не мог подойти к ней и напомнить о себе. Все это время он много работал над госзаказами, немало дел было и в Союзе художников, а ведь он не просто хотел возобновить знакомство — собирался писать портрет, на это нужно и время, и силы, и та внутренняя определенность замысла, которая рождает вдохновение… И снова случай свел Дыйканбека с Ниной почти что вопреки его желанию.

Однажды в субботу, когда они с женой сидели за чаем, Калемкан вдруг встала и подала ему свежую газету. Дыйканбек взял и на первой странице прочитал указ о присвоении Нине Соколовой звания народной артистки. Он сам удивился себе — от волнения задрожали руки. Чтобы справиться с собой, он несколько раз перечитал указ, медленно сложил газету. После завтрака он ушел, захватив газету с собой. До самого вечера не находил себе места, раза два был у театра… Зайти, спросить Соколову и поздравить ее?.. Нет, неловко. Вечером шла «Кармен», Дыйканбек взял в кассе билеты, позвонил жене. Она сегодня дежурила, как и в тот вечер, когда Дыйканбек впервые пошел в театр. Спросила смеясь:

— В который раз ты идешь на этот спектакль?

— Я сегодня очень устал, — словно бы оправдываясь, сказал Дыйканбек. — Послушаю первый акт и уйду.

— Да уж потерпи до конца, — сказала жена. — Я, например, больше всего люблю финал «Кармен». А у Соколовой сегодня день особенный, получила народную…

— Я знаю, — коротко отвечал Дыйканбек и попрощался.

Спектакль шел на подъеме. Нину вызывали много раз. На сцену поднимались поздравители с букетами, пожимали артистке руку, а кое-кто даже и целовался с ней. Дыйканбек не подошел к рампе и на этот раз. У себя в мастерской он открыл бутылку коньяка, налил себе рюмку, выпил, потом наполнил рюмку снова. Впервые в жизни он пил один — ему всегда казалось, что это дело скверное, порождаемое нехорошими причинами. Сегодня он об этом не думал, просто выпил коньяк, почувствовал приятную раскованность, нашел в справочнике Нинин домашний телефон и набрал номер.

— Алло-о! — откликнулся мягкий, грудной голос.

Долю секунды он колебался — не повесить ли трубку, потом сказал решительно:

— Здравствуйте, Нина Викторовна.

Она ответила спокойно:

— Здравствуйте. Кто это говорит?

— Нина Викторовна, вы извините мою назойливость, я просто хотел поздравить вас. Только что вернулся со спектакля с вашим участием. Я не посмел зайти к вам в гримерную. Желаю вам самого большого успеха, Нина.

Несмотря на то, что разговаривал с нею человек незнакомый, Нина не спешила положить трубку.

— За поздравление спасибо, но все-таки скажите, кто вы. Можно это узнать?

Дыйканбек засмеялся.

— Нина… — Он чувствовал себя теперь легко и просто. — Это я, может быть, ты меня вспомнишь. Я тот самый цыган, который когда-то предсказал тебе будущее. Узнала?

В трубке послышался глубокий и, как показалось Дыйканбеку, взволнованный вздох.

— Узнала, — негромко произнесла Нина.

И разговор оборвался. «Она, наверное, не помнит моего имени», — подумал Дыйканбек. В трубке отдавался шум чьих-то голосов там, в комнате у Нины. Донесся чей-то бас: «Нина, мы ждем». «Кажется, муж», — решил Дыйканбек. Нина заговорила снова, хрипловато и чуть устало:

— Спасибо тебе, Дыйканбек.

Снова пауза и сердито:

— Ты почему до сих пор не объявился? Я была на твоей выставке. Специально пошла, провела там полдня. Думала, ты пригласишь меня, а ты и не подумал. Тогда я пошла сама, цыган!