После ливня - [32]
— Нет, байке. Я вас знаю. Мама часто рассказывала о вас. Я даже собирался поехать к вам, чтобы познакомиться самому. И вот такая удача…
Мы с ним вместе пошли к памятнику Бейше, который высек из камня и поставил на могиле сына Чор. Я обнажил голову и встал на колени. Новый родственник опустился на землю рядом со мной.
— Я каждый день прихожу сюда, — сказал он негромко.
Потом показал на заросшую зеленой травой могилу Улкан-апы и Чора.
— Дострою дом, обязательно поставлю памятник…
Его желание было мне близко, понятно и дорого. Мы поднялись и вместе двинулись к селу.
СКАЗАНИЕ О ЧУ
Повесть
Токмак на первый взгляд городок скучный и ничем не примечательный. Расположенный совсем неподалеку от Фрунзе, он по сравнению со столичным городом, год от года хорошеющим, все равно что старая мазанка рядом с новым домом. Те, кто направляется из Фрунзе на восток, обычно проезжают Токмак, не обратив на него никакого внимания, и катят прямиком до Рыбачьего. Здесь остановка. В Рыбачьем всегда ветер, летом он несет с собою мелкий песок, а зимой от этого ветра руки и лица стынут и коченеют. Пассажиры начинают быстро ходить взад-вперед, чтобы хоть немного размяться; кое-кто заглянет в столовую перекусить и выпить сто граммов. Остальные, дожидаясь ушедшего на заправку автобуса, поглубже прячут носы в воротники пальто. Находятся, впрочем, и такие, кто успевает сбегать к пристани, но, взглянув на белые гребни яростных зимних волн, бьющих в берег, любознательные спешат обратно. И почти всем кажется, что автобус заправляется чуть ли не целый месяц… Когда он возвращается на станцию, наиболее нетерпеливые пассажиры срывают зло на водителе.
Не минуют Рыбачье и те, кто едет в противоположную сторону, — из Иссык-Кульской долины либо из Нарына во Фрунзе. И тут некоторые тоже бегут в столовую, а некоторые — их большинство — опасаются отстать и торчат на автостанции, довольно потирая руки: каких-нибудь два часа осталось до Фрунзе. Погрузившись снова в автобус, пассажиры, чтобы скоротать время, начинают дремать и даже не замечают, что проехали Токмак. Иной водитель спросит: «В Токмаке ни у кого дел нет? Может, остановимся?» И получает дружный отпор: «Да на что он сдался, твой Токмак, чего мы там не видали? Возьми его себе, свой Токмак! Только довези нас сначала до Фрунзе, а потом можешь отправляться сюда!..» Непонятно, однако, чем это не угодил Токмак, что о нем говорят столь неуважительно, бранят, как, бывает, бранят за глаза людей, ни в чем не виноватых. И ведь скорее всего ни один из ретивых критиков никогда в жизни в Токмаке не побывал. А побывал бы, узнал город получше, пожил в нем хоть год, походил по его тихим улочкам, погулял по берегу Чу, поднялся на склоны Кара-Тоо, которыми город защищен с севера, да еще отведал на базаре сахарных дынь, не стал бы браниться попусту, больше того, полюбил бы Токмак на всю жизнь и при случае не проехал мимо.
Токмак скромен, как иная добросердечная байбиче, и так же приветлив. Особенно хорош он весною. Едва сойдет снег, на деревьях набухают почки, земля дышит, сизый пар поднимается над ней. Солнце греет, но не палит и не томит расслабляющим зноем, а только радует и бодрит. Горы прекрасны, небо над ними чистое и синее. Над мирным городом проносятся в любовной игре пары белых голубей, и весело смотреть, как иная птица вдруг взмывает в небо, почти исчезая в синей вышине. Горлинки перепархивают с ветки на ветку; они ничуть не боятся людей и выхватывают сухие листья прямо у тебя из-под ног. В густом сплетении тополевых ветвей самозабвенно чирикают воробьи; на окраинах с каждого заросшего камышом озерка доносится кряканье уток; мычат коровы, лают собаки, Токмак пахнет дымом, и кажется, что это и не город, а просто большое село. Особенно сильным становится это сходство, когда зацветают сады. В душистой белизне вишневых цветов, в бело-розовой кипени, окутавшей ветви яблонь и урючин, гудят пчелы. Неровный полет пестрых бабочек какой-то необъяснимой легкостью наполняет душу. Идешь — и сердце радуется, и хочется обнять каждого встречного. Кстати сказать, народ в Токмаке щедрый и гостеприимный. Не имеет значения, кто ты и откуда. Поздороваешься из вежливости, проходя мимо дома, а хозяин тут же спешит к калитке: «Заходите к нам, гостем будете!» И если по неопытности свернешь с дороги и подойдешь поближе, пиши пропало: обязательно уговорят остаться, усадят, подадут самое лучшее, какое есть в доме, угощение, созовут соседей, и пошли тары-бары… Не заметишь, как пройдет воскресный день.
Вопреки чьим бы то ни было пренебрежительным отзывам Токмак растет и обновляется точно так же, как и другие города. С востока над ним поднялись многоэтажные дома, в которых обитают все те же щедрые, сердечные люди. По утрам они спешат на работу, а по вечерам возвращаются, немного усталые.
Токмак — один из старейших наших городов, но это не значит, что он по-настоящему старый. Он молод, как, впрочем, и почти все киргизские города. Лет пятьдесят назад он был свидетелем событий сложных и грозных, о нем много писали, а нынче он забыт писателями, как постаревшая красавица — поклонниками. Если о нем и вспоминают, то, как я уже сказал, лишь для того, чтобы побранить. Но как бы то ни было, токмакцам не чужды ни заботы житейские, ни радости. Жизнь есть жизнь, и люди здесь рождаются и умирают, влюбляются и разочаровываются, преодолевают те же трудности, что и жители других, менее забытых городов.
