Послание к Римлянам - [5]

. Он стремился показать, что познание Бога не может и не должно отталкиваться, как от отправной точки, от религиозности человека. Вот почему он не уставал повторять, что истинное знание Бога не «принадлежит» человеку, не может стать его собственностью и инкорпорироваться в его религию. Во втором издании эта мысль выражена с гораздо большей силой, чем в первом. Барт подчеркивает непознаваемость Бога: Бог превыше этого мира, Он совершенно иной, Он бесконечно далек и сокрыт от нас. Откровение Бога есть в то же время откровение Его инаковости и непознаваемости. Бог -не «опиум для народа», а предел для человечества. Он не дарит блаженство и покой, но смущает и потрясает человека «кризисами».

Книга Барта о Послании к Римлянам потрясла библеистов прежде всего очевидным равнодушием автора к волновавшим их превыше всего историческим вопросам. Нельзя сказать, что Барт полностью отвергал историко-критический метод, преобладавший в тогдашнем богословии. Он признавал его ограниченную и относительную ценность. Этот метод, по его мнению, подготавливает к пониманию - следовательно, не является совершенно бесполезным. Однако далее он ясно заявлял: «Если бы мне пришлось выбирать между историко-критическим методом и благочестивым учением о боговдохновенности, я бы без колебаний выбрал последнее, как более широкое, глубокое и важное. По счастью, никто не навязывает мне такого выбора»¹⁸. Критики Барта замечали, что человек, заявляющий: «Мне не нужно выбирать между историко-критическим методом и старым учением о боговдох-новенности», должен быть либо библицистом, либо пневматиком. Для Барта, однако, работа истолкователя заключалась не в том, чтобы восстановить историческую ситуацию, в которой писал Павел, но чтобы встретиться лицом к лицу с теми же богословскими реалиями, о которых говорит апостол, и разделить его понимание положения человека перед Богом. «Если мы верно понимаем себя, наши проблемы - те же, что и у Павла; и, если нам суждено получить просвещение от ясности его ответов, эти ответы должны быть нашими собственными»¹⁹.

Современные Барту исследователи Библии стремились поместить Писание в более широкий религиозный и культурный контекст -контекст истории религий. Чтобы понять Библию, говорили они, следует рассматривать ее как человеческий документ, содержащий сведения об одной из племенных религий Ближнего Востока, а затем - об одной из религий эллинистической цивилизации. Однако для Барта этот путь был давно пройден. Барт полагал, что мы начнем понимать значение и смысл Библии лишь тогда, когда выйдем за пределы ее человеческого, исторического и психологического характера. Лишь когда мы осознаем необычность содержания этих «человеческих документов», уникальность их предмета и темы - тогда мы начинаем понимать Библию.

В историко-критическом методе Барт видел опасную негибкость, стремление «овладеть» текстом Библии и, следовательно, поставить Слово Божье под свой контроль. Это подтверждало, что и здесь богословы идут от человека, а не от Бога. Со сделанным в «Послании к Римлянам» открытии, что тема Библии - не человеческая религия, не религиозная мораль и не тайная божественность человека, разрыв Барта с либеральным богословием стал полным и необратимым.

Барт никогда не позволял историческим вопросам и проблемам, возникающим в связи с христианским откровением, отвлекать его от истинного содержания библейского послания. Он стремился отыскать «Слово в словах», подняться на высоту понимания, при которой буквально испаряются загадки исторических документов - остаются лишь тайны богословия: «Вся энергия моего толкования была направлена на прорыв сквозь историю, за историю - к духу Библии, Духу Вечному»²⁰.

Очень важно осознать это для того, чтобы понять богословие Барта в «Послании к Римлянам». Всю эту книгу от начала до конца следует читать как «прорыв сквозь историю и за историю», как попытку преодоления истории.

Подобно Эрнсту Трельчу, богослову-систематику истории религий, на которого ссылается Барт в «Послании к Римлянам», Барт рассматривает историю как подчиненную времени, то есть ограниченную и относительную. Трельч, однако, не отделяет историю со всеми ее ограничениями и пределами от внутренней работы Духа Святого в мире. Барт, напротив, решительно отказывается от прямого и однозначного отождествления относительных ценностей истории с деяниями Бога. Искать смысл и ценность бытия в истории для человека бессмысленно. Превозношение истории, поиск в ней смысла и ценностей - просто форма идолопоклонства, превозношение человеческой праведности над праведностью Бога. Это ошибка и грех, которых Барт стремится избежать - грех смешивания вечности с временным, историческим порядком вещей. Различие, даже пропасть между временем и вечностью, Богом и человеком должно быть сохранено любой ценой. Согласно Барту, Послание к Римлянам говорит о Боге, пришедшем судить дела человеческие -все наши достижения, все попытки смешать Творца и творение, божественное и человеческое. История для Барта не только относительна, но и бессмысленна. История - форма существования этого тленного и преходящего мира. В истории не найти вечного; здесь можно обрести лишь не-Бога, созданного человеком, образ человеческий, спроецированный на небеса. История как таковая не имеет корней в вечности. При такой точке зрения неудивительно, что христианство и история видятся Барту противоположностями.