Поролон и глина - [9]

Вести в общину следует любого, что бы он ни говорил, ибо новые люди рождаются крайне редко, а предатель, затесавшись в общину, скоро сам убежит, не причинив никому вреда, поскольку любой предатель подл и не способен трудиться изо дня в день, и любой предатель труслив и никогда не поднимет руку на гончара.

В какую общину гончаров пойдет новый, зависит от его желания, но обычно он остается с теми, кто его нашел. Мы знаем четыре общины гончаров.

Есть наша община — писцы. Нам важно, чтобы гончары не стали подобны предателям и глине, чтобы не общались одними жестами и чтобы знали о мире и о полезных вещах по окрестностям. Как проснулись, мы идем туда, где можно слепить бумагу и карандаш. Делаем буквы и слова на каждого, и для других общин тоже, чтобы те могли между собой сообщиться и книжникам и нам вопросы задать. Самый старый пишет об устройстве мира и знаниях книжников. Он напишет, и все в общине прочитают, и в новый цикл, когда все вновь будет глиной, вспомнят, что написано было, так что снова слепят бумагу и снова напишут то же самое, и все вместе проверят, нет ли ошибок.

Есть община книжников. Они, проснувшись, идут туда, где можно слепить книги, чтобы читать их. Они читают много, приходят к нам и пишут немного. Мы запоминаем и добавляем, когда пишем про устройство мира. Книжники открыли великую вещь: Словарь. С ним книжники доказали связь между именем и креплением головы. Связь эта долго подозревалась, но уверенности не было. Книжники открыли также книгу об устройстве мира, в которой сказано: "Я снова возвращусь с этим солнцем, с этой землею, с этим орлом, с этой змеею — не к новой жизни, не к лучшей жизни, не к жизни, похожей на прежнюю: я буду вечно возвращаться к той же самой жизни, в большом и малом, чтобы снова учить о вечном возвращении всех вещей". И много другого сказано в той книге, но, в основном, непонятного. Это значит, что мир много сложнее, чем мы пока можем постичь.

Есть еще община вещистов. Они познают не по книгам, а прямо: лепят новые вещи и ищут, для чего они нужны. С книжниками они общаются, постигая вместе назначение найденных вещей, с нами общаются меньше. Приходят к нам только за буквами и словами и спросить, нет ли перемен в магазине теплых вещей, в который мы на каждом цикле ходим раньше, чем они.

Есть еще община лепщиков. Те надменные, к себе в убежище никого не пускают и много общаться не хотят, но не от безразличия, а от веры в важность человека. Думают, что, как проснулись и пока не уснут, надо все время лепить предметы. Думают, вообще не станет фазы лепки, если никто из людей не будет лепить. Мечтают мешать Большому Распаду и помогать Большой Лепке. Верят в наступление Вечного Блаженства, когда все в мире приобретет абсолютную форму навсегда. Эти иногда приходят читать, что мы пишем про устройство мира, но без особого интереса. Иногда приходят к книжникам разговаривать, но, по словам книжников, не верят их знаниям. Если в их общине появляется новый, то его приводят к нам, и мы даем ему прочитать то, что лепщики просят, чтобы давали. Вот что надо читать новым лепщикам:

"Мир состоит то из глины, то из формы. Глина и форма борются, и кто победит, зависит от человека. Будут все люди лепить — форма победит, не будут — победит глина, и человека не станет.

Другие общины гончаров лепят то здесь, то там, в разных местах, что неправильно. Лепят, а потом используют для прибавления знаний. Думают, что важно познавать, и в чем-то правы, но слишком мало лепят. Если никто, проснувшись, не будет лепить островок абсолютной формы, пока не заснет, то не будет колонн, на которые опирается Великий Лепщик, восстанавливая мир из бесформенности каждую ночь.

Гнусные предатели думают: лепи не лепи, все одно. Думают, без нас все слепится и без нас разрушится. Думают, фаза лепки всегда равна фазе распада, и пик всегда одинаков, и то что на пике — есть абсолютная форма. Во всем том неправы гнусные предатели.

Человек на то и не глина, что направлен в мир победить глину бесформенную. Своей лепкой человек ускоряет Большую Лепку, и к пику цикла еще больше становится формы в вещах, чем было в пик прошлого цикла. Наступает фаза распада, а человек продолжает лепить — силой ума удерживает форму в вещах, когда она должна уже уйти из них. Так человек замедляет распад, и на дне цикла в глине окажется чуть больше формы, чем было на дне прошлого цикла. И так упорством своим человек постепенно поднимает мир вверх, к действительно абсолютной форме, а не к той якобы абсолютной, которую мы видим на пике цикла.

Когда же однажды абсолютная форма будет достигнута, мир навсегда преобразится. Достигнув абсолютной выраженности, вещи станут способны сообщать уму человека, для чего они есть, что с ними было и что будет. Станут способны предстать перед умом человека все сразу, как бы далеко до них ни было. Запечатлеются всей своей совокупностью в каждом уме так ясно, что останутся в умах навсегда и никогда не потеряют четкости. И тогда силы распада не будут страшны, потому что где формы станет меньше, то место заполнится тут же формой из умов, наполненных абсолютными формами. Люди даже не будут замечать, что постоянно долепливают мир. Тогда-то, в мире нерушимых вещей, вещей с неизменной природой и предназначением, кончится предыстория человечества и начнется его история, начнется истинная жизнь человека, без смерти, без страданий, без жутких картин распада, которые видит он во сне. Жизнь ради самой жизни, а не ради лепки.