Порог дома твоего - [2]

Ну а куда же он путь держит? В наш тыл? Или, быть может, к границе? Знать это надо тоже с абсолютной точностью. Ошибку нельзя будет поправить, просто не хватит времени. Здесь же все рядом. Впереди, в нескольких сотнях метров, — линия границы, позади — железная дорога, частые поезда. Итак, какое же направление он избрал? Где его искать?

Точный ответ опять смогут дать лишь следы. Владимир тщательно осмотрел снежный наст близ каблуков и носков. У правого носка, затем у левого он увидел небольшой клинообразный скос. Комочки снега, поддетого и вывороченного носком, россыпью лежали на насте в промежутке широкого, размашистого шага. У каблуков же ничего похожего не было, там виднелась лишь не вызывающая ни малейших сомнений поволока. Стало быть… Впрочем, что ж это получается? Следы сначала вели к нам, а потом повернули обратно? Как раз в этом самом месте… Почему?

Послышалось тихое шуршание снега. Младший сержант привстал и, обернувшись, вгляделся в сумеречную белизну. Он легко узнал стройную фигуру капитана Тикунова, шедшего впереди тревожной группы. Пока группа подойдет, надо успеть еще с одной, тоже обязательной, процедурой. Необходимые замеры он уже сделал. Теперь осталось достать из полиэтиленового пакета вату, подержать ее минуты две над следом — собрать запахи. Малыша уже ничто потом с пути не собьет. Если и растеряется, скажем, на сильно заезженной дороге или в крупном населенном пункте, этот клочок ваты непременно выручит, напомнит запахи.

Когда подошла тревожная группа, Чубенко доложил офицеру:

— Товарищ капитан, нарушитель повернул в сторону границы.

— Вы в этом уверены?

— Так точно… Разрешите пустить Малыша?

— Пускайте!

— Малыш, след! — Чубенко взмахнул рукой.

Прежде чем исполнить эту команду, Малыш ткнулся носом в ближний отпечаток подошвы, втянул в себя дразнящие запахи и пошел мощными, широкими прыжками. Отпущенный на всю длину поводок натянулся подобно струне. Он и сквозь шерстяную перчатку больно резал ладонь. Чубенко то и дело менял руки, едва поспевая за набиравшим предельную скорость псом. А Малыш тянул все сильнее, словно прося инструктора предоставить ему полную свободу. Вконец запыхавшийся, утомленный сумасшедшей гонкой Чубенко все-таки вынужден был уступить домогательствам Малыша. Почувствовав, что поводок больше не сдерживает его движений, пес чаще заработал лапами, все резче посылая вперед свое длинное мускулистое тело. Оно красиво пласталось над землей, густая, пушистая шерсть, прихваченная на спине и боках неослабевающим морозом, серебрилась от инея. Малыш не лаял, он лишь озлобленно зарычал, когда увидел впереди человека. Не снижая развитой скорости, он с лета ударил передними лапами и грудью в подставленную ему спину. От испуга и боли нарушитель дико вскрикнул и, не в силах противостоять удару овчарки, распластался на снегу. Несколько мгновений он лежал неподвижно, приходя в себя. Малыш сторожил его, не отводя глаз. Он словно чувствовал, что его пленник еще попытается взять реванш. И едва тот привстал на колени, тут же еще раз ударил его грудью…

2

К собакам Володя Чубенко в детстве был равнодушен. Но когда увидел фильм «Над Тиссой», стал смотреть на них, особенно на овчарок, другими глазами. Очень уж ему запомнился эпизод схватки старшины Смолярчука с нарушителем границы. Как выручил тогда пограничника его четвероногий друг! Овчарка действовала смело, отчаянно, рисковала собой. Когда нарушитель в припадке крайнего озлобления пырнул ее ножом и та жалобно заскулила не только от боли, но и от ощущения своей полной беспомощности, у Володи защемило сердце. До этого случая он и не подумал бы, что можно вот так посочувствовать собаке.

Когда Володя окончил в Полтаве производственно-техническое училище, его направили на завод наладчиком прессов. Но работал в прессовом цехе недолго — пришла повестка из военкомата.

Владимир ехал на призывную комиссию и не очень-то донимал себя обычными в таких случаях вопросами: в какие войска проситься, кем служить? Пусть свое веское слово скажут военные, им виднее.

В комнате, куда пригласили Чубенко, за письменным столом сидел офицер средних лет. Задавая вопросы по анкетным данным, уточняя некоторые факты биографии, интересы, офицер так пристально наблюдал за Володей, что тот даже смутился. И вдруг разговор приобрел совсем неожиданный оборот.

— Как вы относитесь к животным? — спросил офицер.

— К животным? — удивился Чубенко. — К каким?

— Домашним, конечно.

— Как? Ну, как все… Нормально.

— Ни больше ни меньше? — улыбнулся офицер. — Без особых чувств?

— Чувств? — Владимир пожал плечами, не зная, что и сказать.

— Дома у вас есть кошка или собака?

— Кошка.

— Ну и вы с ней как — в ладах?

— Еще бы! Мы с ней в большой дружбе.

— Вот это уже хорошо. Очень хорошо… На границе служить хотите?

Вопрос такой, что на него сразу и не ответишь. Чубенко невольно задумался.

— Ну так как? Хотите в пограничные войска?

Лишь теперь Владимир прервал затянувшееся молчание и с надеждой спросил:

— А возьмете?..

Месяц спустя Чубенко трудно было узнать. Придавая солидность, ладно сидела на нем новенькая, не обношенная еще военная форма. Над черными вразлет бровями поблескивал лаком козырек зеленой фуражки. На мундире красовались зеленые погоны и петлицы. И вся его жизнь теперь шла совершенно иным, строго рассчитанным и обязательным для соблюдения порядком.