Поперчить посахаренное - [53]

— Не спишь ещё? — заглянул к ней Намджун.

— Нет, завтра же воскресенье… Заходи, — похлопала она по кровати рядом с собой. Брат прошёл и сел.

— Чего такая унылая? По Шуге скучаешь?

— И это тоже, — положила она подбородок на колени. С кем ей хотелось бы сейчас посоветоваться, так это с Хосоком. После двух коротких встреч, возобновивших их общение, она почувствовала в нем какую-то родственную душу. Ни в коем случае не для того, чтобы перейти во взаимоотношения мужчины и женщины, просто… из-за старшего брата она с детства среди мальчишек, и друзья у неё всегда были парни, и если вдруг один из этих друзей стал её женихом, это же не значит, что с другими парнями стоит прервать общение? Но сейчас поздний час, и Хосоку звонить некрасиво, тем более что ситуация не экстремальная. Джинни взяла Намджуна за руку. — Я хочу у тебя кое-что спросить, отнесись серьёзно и без предварительных выводов, хорошо? А потом вообще забудь этот разговор.

— Ого-го! Как много требований! — расплылся брат. — Жги, я слушаю.

— У тебя бывали когда-нибудь искушения, которым, ты знал, нельзя поддаваться, иначе будет плохо? — Намджун посмотрел на неё, пытаясь угадать источник подобных мыслей.

— Джинни, если ты…

— Я же просила — без предварительных выводов. Просто скажи, бывало ли с тобой такое, и как ты поступал в этом случае, если всё-таки бывало? — Молодой человек задумался. Забравшись на постель с ногами, он устроился для переговоров, которые не обещали стать короткими.

— Однажды был очень острый случай… помнишь, меня в юности отец в буддийский монастырь на исправление отдавал? Там ничего было нельзя. Просто ничего! Вот буквально! Ешь, пей, работай и молись — всё. И по всем канонам буддизма нельзя было ничего хотеть. Вот ты можешь себе представить? Не можешь, потому что тебе всегда много чего хотелось, и мы пытаемся дать тебе всё. А там… очень тяжело было, Джинни, безумно. Мне женщины снились чаще, чем я их сейчас вижу наяву, я серьёзно, не смейся! — Намджун обрадовался, что смог приподнять настроение сестре. — Был там момент, я немного сорвался… ты не представляешь, как мне потом было стыдно! Это ужасное чувство, когда понимаешь — ты лох и слабак, ведь другие сдержались, а ты — лох и слабак.

— Ты же там с Юнги познакомился?

— Да, и он был среди тех, кто выдержал и не сломался ни в чем, — Намджун ответил сестре рукопожатием. — Когда вы начали встречаться, он признался, что пытался не ухаживать за тобой, вспоминая те заповеди, вроде как нельзя хотеть, и вообще — сестра друга… Но ты первая, кто за десяток лет смог победить «нельзя» Шуги. — Джинни вдруг ни с того ни с сего расплакалась, уткнув лицо в ладони. — Ты чего? Эй, джинн! Ну-ка! — Намджун потер её по спине. — Исполняй желание — прекрати плакать! — Девушка зарыдала пуще прежнего. Старший брат пришел в замешательство. Раньше всегда срабатывало. Джинни захлюпала, вытирая глаза.

— Как можно любить кого-то и хотеть чего-то ещё? — посмотрела она на Рэпмона. — Скажи — как? Я люблю Юнги, и хочу быть с ним, но недостаёт чего-то… я говорю себе тоже «нельзя», но, ты прав, я не могу себе представить, как можно не хотеть? Это не поддаётся приказам. — Намджун посуровел.

— Если ты хочешь изменить ему, лучше расстанься, и гуляй дальше. Иначе я тебя побью.

— Я не хочу изменять ему! Я хочу, чтобы он был немножко другой… я хочу, чтобы он был немного интереснее, немного бесшабашнее, безалабернее. И чтобы нам никто не мешал в любой момент сорваться куда-нибудь, задержаться, заниматься, чем нам хочется!

— Джинни, — погладил её по волосам брат. Его когда-то отец отправил к буддистам именно потому, что он был такой, как она сейчас — почти неуправляемый, только с мальчишкой всё куда хуже, чем с девчонкой, и Рэпмон успел до своих двадцати попробовать всё, что можно было: разнообразный секс, беспутные гуляния, драки, отсутствие дома по нескольку дней, травку, море алкоголя. Они с сестрой были схожи характерами, поэтому он и оберегал её от собственных ошибок и хотел, чтобы она повзрослела без спотыканий на подъёме. — Ты знаешь, что я занимался тем же, чем и Шуга, пока врачи не сказали, что у меня барахлит здоровье. Из-за сердца мне пришлось осесть и не мотаться больше по свету с друзьями. Как ты думаешь, я этому рад? — сестра покачала головой. — Вот именно. Я по-прежнему хотел бы совершать по десять перелётов в месяц, как бывало когда-то, заниматься борьбой, бегать в спортивные клубы, где можно поглазеть на стройных девчонок. Но я больше не могу этого делать, потому что есть негласное «нельзя». Я могу его нарушить, но что будет дальше? Удовлетворить своё желание, повеселившись за счет десятков лет жизни? Или я должен страдать от того, что так вышло и завидовать тем, кто может то, чего не могу я? Это глупости, Джинни, я ведь ничего не могу исправить, а смирившись и приняв данность, я живу другой, не менее прекрасной, просто другой жизнью. Часто я слышу от друзей, уставших и намотавшихся, что хотели бы не вылезать из Сеула, как я. Они тоже сравнивают свою судьбу с моей, все люди так делают. И мы могли бы взаимно завидовать друг другу, не прекращая хотеть урожая с чужой грядки, но не проще ли понять, что то, что имеешь ты — это твоё, оно у тебя есть. И если то, на что ты покушаешься, не дополняет твою жизнь, а отнимает у тебя что-то — разве это хорошо?