Попаданцы - [3]

Потому, объяснял Витька, что народ в то время, когда строили этот дом, регулярно ходил в баню. Ванная — это для помещиков разных, а тут честные купцы жили возле Арбата. Потом, со сменой профиля — из сантехника он стал электриком в другом ЖЭКе — Витька жил уже в «пятигорске». Но тоже выходило роскошно. Один — в пяти комнатах. К третьему курсу он бросил свои рабочие профессии, потерял роскошные хоромы и жил уже в рабочем общежитии, втроем в одной комнате. Зато работа у него была теперь можно сказать высоко духовная, культурная и даже красивая. Он устроился спасателем в бассейн «Москва», что на Кропоткинской, как выйдешь из метро — сразу через площадь. Зимой бассейн окутывался плотным облаком пара, под которым в теплой воде резвились купальщицы и пловцы. А вот с началом весны Витька выходил на парапет и гулял туда и сюда, пошевеливая бицепсами, трицепсами и прочими красиво накачанными мускулами. Загар прилипал к нему прочно, и уже с апреля Витька был бронзовокож и беловос от солнца, сверкая на подплывающих и заигрывающих с ним девушек ярко-синим глазом из-под выгоревшей косой челки. Плавал он хорошо, и даже смог получить на открытых соревнованиях какой-то разряд, который тоже помог, когда начальство стало разбираться, кто и по какому такому праву работает спасателем в прославленном бассейне. На сессию он приходил, похожий на древнегреческого бога. В легкой светлой футболке, подчеркивающей рельеф мускулатуры, загорелый, веселый и очень какой-то легкий. Вот девчонки Витьку и любили. За легкость. А он — их. Летом у него была самая такая работа — с утра и до самого вечера.

А зимой давали отпуск. Потому что по бортику не погуляешь в мороз. А сидение спасателей в будке за стеклом никого не успокаивало. И начальство тоже не понимало — за что платить мужикам, которые сидят в будке за стеклом. Вот летом работа видна. Вон работа, по бортику марширует, что-то руками показывает купальщикам. Сегодня Витька задержался. Он все дожидался, когда из воды выйдет девушка, с которой немного переговорили и даже чуток посмеялись.

Витька ее давно заметил, а сегодня умудрился с бортика красиво прыгнуть в воду, ласточкой, прогнувшись, прямо возле нее. Вынырнул, отфыркиваясь и закидывая назад длинный чуб, улыбнулся девушке, порекомендовал быть осторожнее и выполнять правила безопасности, расписанные на большом щите перед входом на территорию бассейна. А потом мощно подтянулся и сел на каменный бортик. Встал, прошелся туда-сюда, посматривая искоса на нее. Вроде, тоже смотрит, интересуется. Вот он и ждал ее теперь, сидя возле раздевалки. Так и не дождался. То ли прозевал уже, то ли она как-то иначе выходила. Или все еще плещется в теплой воде. Батон у него кончился, две бутылки из-под кефира аккуратно легли в чугунную урну. Если помыть, так и сдать можно, но Витьке сейчас надо было спускаться в метро, а потом еще с пересадками. В общем, выбросил. Он обошел бассейн, перешел площадь, спустился привычно в метро, бросив пятачок в автомат, дождался поезда и присел в уголке. Задремал. …

— Эй, слышь? Ну-ка, вставай, давай!

— Пьяный, что ли?

— Да не похоже, вроде… Чистый. И загар — видишь какой.

— Из Турции, наверное, приехал. Или из Египта.

— Ну, вставай, вставай уже, парень! Поезд дальше не пойдет! В ребро неприятно и твердо ткнулось что-то жесткое. Витька открыл глаза. Перед ним стояли два плотных мужика в незнакомой черной форме и в черных же матерчатых кепи, вроде тех, что в кино про фашистов. Один из них несильно, но ощутимо тыкал Витьке в бок длинной и жесткой черной палкой, резиновой по виду.

Точно, как в кино.

— Пьяный, нет?

— Я не пил, — хрипло со сна ответил Витька.

— А раз не пил, так катись, значит, вон — на волю. Поезд идет в депо. Витька вышел из вагона в знакомый зал, пошел, оглядываясь на этих, в черном и с палками. Поднялся по эскалатору, уже наверху, на выходе, додумывая медленно, что дурость ведь сделал, потому что надо было конечно ехать домой, отсыпаться, а не гулять по вечерней Москве. И пятак, получается, за так вот просто отдал орденоносному имени Ленина московскому метро. Он вышел под раскидистые липы, вдохнул глубоко… А выдохнуть как будто забыл. Бывает, когда забываешь вдохнуть.

Это если в драке пропускаешь удар под ложечку, сгибаешься, краснеешь лицом, разеваешь рот, а вдохнуть не можешь. А вот тут наоборот вдохнул всей грудью — и замер. Прямо перед ним, за знакомой площадью имени князя-анархиста, вместо широко разлегшегося парящего в наступающих вечерних сумерках подсвеченного прожекторами бассейна стоял огромный собор, сверкая золотом куполов и крестов в свете заходящего солнца. Бр-р-р… Витька помотал головой. Посмотрел направо — вон же памятник Фридриху Энгельсу на своем привычном месте стоит. Посмотрел налево — вон чугунный забор у Пушкинского и даже какая-то очередь вдоль него, хоть и закрывается уже скоро музей. Поднял с опаской голову — собор!

Как на картинке в старой книге, только весь цветной, яркий. И деревья вокруг него зеленые. И памятник еще какой-то сбоку. Откуда все это? Он крутнулся на пятках, отворачиваясь от потока машин. Арка, желтый павильон Кропоткинской, надпись про «имени В.И.Ленина», бульвар, уходящий вдаль, шахматисты на лавочках. Все так привычно и знакомо. Повернулся снова. Собор! Этот, как его… Он подумал, наморщив лоб, но так и не вспомнил название. Опять и опять крутился на месте, пытаясь как-то состыковать в голове знакомое и привычное и — собор. Глаз цеплялся за какие-то мелочи, память пыталась отвлечь и успокоить. Вроде, еще и вот это: не было раньше никаких киосков у самого входа в метро? Витька шагнул к стеклянной витрине и замер, раскрыв по-дурацки рот. Вся витрина, вся полностью, от колена Витькиного и до самого верха, на поднятую руку, была уставлена пивом в бутылках. В бутылках и — никто же не поверит — в банках! Пиво в бутылках… Пиво — в бутылках! Не разливное в знакомой точке возле рабочей столовой, куда надо с бидончиком или со своей банкой приходить. И не по блату в магазине у Верки, где две бутылочки могут оставить тебе за хорошее настроение и пару анекдотов из свежих. Но за деньги оставить, конечно, не просто так. И не в ресторане за две цены. И не «Жигулевское» с «Московским». Витька наклонился к витрине, читая надписи. Все пиво было не знакомое. Все было, похоже, импортное. И названия были написаны не по-русски. Хотя, цены были правильные. Вон в уголке притулилось знакомое «Жигулевское» — по двадцать восемь. Это правильно, нормально. А импортное — по сорок, сорок шесть и пятьдесят.