Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - [180]
«Остальные робко бежали, предпочтя суетную и бесславную жизнь неувядаемому венцу мученичества. Под Ташкентом они малодушно оставили смертельно раненого Алим-Кула, бежали и, расчитывая на вернейшее спасение, бросились в разлившийся Чирчик [582]. Но десница Гневного покарала их; многие из них утонули в бурлившей реке, которая потом много лет выбрасывала на отмели их шашки, ружья и кольчуги».
«Когда неверные завоевали нашу землю, малодушнейшие из нас, забыв слова Корана: «Верующие не должны брать себе в друзья неверных», – бросились в объятия русских и, дабы снискать их расположение, стали глумиться над верой своих отцов, начали пьянствовать вместе с неверными или, подражая им, начали подводить им своих жен, сестер и дочерей, начали давать охотно приемлемые ими взятки, осужденные и проклятые Богом и Пророком, да благословит его Господь и да приветствует его».
«В слепоте вашей, которой Бог искушал вас, вы, порицая своих бывших правителей и все то, что было здесь до прихода русских, пленялись суетностью тех кажущихся благ, которые неверные крупицами бросали вам, дабы обольстить вас, а вы, подобно псам, лизали за это руки тех, кому Предвечным предвечно уготована геенна огненная».
«Опомнитесь, осмотритесь вокруг себя, и вы увидите, что настоящее не лучше прошлого. Неверные вместе с теми из нас, которые лукавят пред лицом Бога и людей, всячески обирают наш народ и всеми способами развращают его, дабы низвести на него гнев Божий и тем его в конец ослабить при помощи их верного союзника, искусителя – сатаны».
«Искушениями его, проклятого, и стараниями неверных среди нас не осталось более правосудных, неподкупных казиев; не осталось детей, почитающих своих родителей, и родителей, искренно любящих своих детей и желающих им блага; не осталось более честных торговцев, за совесть гнушающихся обманом, обсчетом, обмериванием и обвешиванием; нет более благочестивых людей, помнящих о меньшей братии, о которой в священном Коране сказано: «Подайте нищему, просящему у вас, и бедному, не смеющему просить»; достатки ваши вы тратите на роскошь, на подкупы и на угождение неверным; а вашим бедным подают кяфыры, лукавящие перед Богом и думающие обмануть Всевидящего, о котором в Коране сказано, что он – «искуснейший из хитрецов»; нет более благочестивых мусульман, которые не гнались бы за суетными милостями неверных, забыв о возмездии в день Страшного суда».
«Опомнитесь и осмотритесь! В тех самых урдах, в которых при ханах жили именитые беки и хакимы, управлявшие народом, опираясь на уставы ислама, теперь водворились волостные управители, чуть не на половину ничтожества, вытащенные из грязи руками неверных; пьяницы и мошенники, служившие прежде поварами и конюхами у русских, воровавшие у них пятаки и двугривенные, теперь они ограбляют народ на тысячи и десятки тысяч рублей».
«Квартира или собственный дом каждого такого волостного управителя – кабак, заезжий дом, в котором останавливаются, пьянствуют и играют в карты русские».
«Когда вы справедливо жалуетесь русскому начальству на мошеннические проделки содержателей этих кабаков, вас штрафуют или арестовывают».
«Одумайтесь и осмотритесь вокруг себя! Подумайте, можно ли дольше жить так правоверному мусульманскому обществу; можно ли дольше мириться с творящимися безобразиями; можно ли спокойно смотреть на все это, не думая о том, как вырвать народ и его душу из нечистых рук неверных и их верного сообщника, диавола».
Все чаще, все грозней и громче произносились эти и подобные им речи, которых не знала и не слышала наша администрация, ибо не хотела и не могла их слышать.
Она не хотела их слышать, потому что, услышав их и откровенно заговорив по их поводу, она неизбежно должна была бы выдать самое себя; она не могла их слышать, потому что оставалась окруженной живой стеной негодяев, обманывавших и ее, и народ; она оставалась в отношении народа слепой, глухой и немой, ибо, сидя за стеной продажных приспешников, по-прежнему не видела народной жизни, не слышала народного голоса и не могла говорить по душе с народом, так как давно утратила доверие и расположение народа, подробно знакомого со всеми ее похождениями и авантюрами которые методично заносились народной памятью в скорбный лист.
Все чаще, все громче и грозней раздавались речи и вопли нашей оппозиции, пока наконец вызванное ими на почве наших служебных недугов нервное возбуждение, постепенно охватывавшее все большую и большую часть туземного общества всего вообще края, не разразилось в Фергане восстанием Дукчи-ишана[583].
Весьма слабо и неумело оборудованное в техническом отношении, восстание было быстро подавлено; но счеты с его нравственными результатами, быть может, придется сводить лишь в будущем, ибо народная память вряд ли уничтожит скорбный лист, а русский правящий класс вряд ли окажется в состоянии купить какой-либо ценой искренние симпатии изверившегося в нем населения.
Быстро подавив вооруженной силой восстание ишана, мы много писали и говорили по поводу этого инцидента.
Мы много говорили и писали об идущих и не идущих к делу вещах: о косности туземцев; о мусульманском фанатизме; о происках Англии и Турции; о панисламизме; о неблагодарности туземцев, якобы облагодетельствованных Россией; о чрезмерном якобы увеличении народного благосостояния, дающего возможность туземцам заниматься не общеполезными делами, а разными глупостями; о необходимости держать туземное население в ежовых рукавицах, и т. д. Мы договорились и дописались даже до таких нелепостей, как необходимость время от времени, периодически, проходить по краю с
