Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - [178]

По этому последнему поводу мы скажем только, что туземные юноши, которым удается получить сколько-нибудь солидное развитие и образование в наших учебных заведениях, почти поголовно становятся или панисламистами, или деятельными сторонниками пробуждения и автономии неавтономных ныне мусульманских обществ, что, конечно, совершенно естественно.

Время шло, а неумолимая жизнь как бы насмехалась над нами, продолжала, как в панораме, демонстрировать перед туземным обществом все больше и больше таких картин, которые ничего не могли сказать в нашу пользу.

Пьянство среди туземного населения стало доходить до невероятных размеров. В праздничные дни нельзя было выйти на улицу, не наталкиваясь почти ежеминутно на пьяных и подгулявших туземцев, носившихся по русским и туземным городам, развалясь в извозчичьих экипажах, с громкими и не всегда пристойными песнями, очевидно, в подражание русским пьяным мастеровым и солдатам. Те же пьяные валялись на скамейках городских бульваров. Возмущались не только книжники, постепенно превращавшиеся в общественных деятелей нового направления, но и большинство русских. Повсеместно усиливались воровство, торговые обманы и общая, так сказать, распущенность.

До невозможных степеней продажности и лицеприятия дошел народный суд. А когда туземцы, еще не изверившиеся в суде русском, стали делать попытки переносить свои заведомо правые дела в этот русский суд, им отказывали, их, так сказать, гнали из храма русского правосудия, ибо, по силе нашего местного закона, дела между туземцами могут рассматриваться в русском суде лишь при желании обеих тяжущихся сторон (а не одной только); вместе с тем неправая, но состоятельная сторона обыкновенно предпочитала суд народный, где то или другое решение почти всегда оказывалось возможным купить за достаточную мзду.

Да и сам русский суд успел уже за это время многое утратить в глазах туземного населения. Так, например, случаи, когда одно и то же дело получало различные решения в разных инстанциях суда, нередко приводили туземцев в большое недоумение.

С половины восьмидесятых годов в крае появилась саранча. Местами она отрождалась время от времени; местами чуть не ежегодно. В самый важный и опасный момент заложения яичек наблюдения за этим не было; отложения саранчовых кубышек не регистрировались; а потому зачастую саранча отрождалась на следующий год там и в таких количествах, где этого никто не ожидал.

Уничтожение отрождавшейся саранчи производилось натуральной повинностью, нарядом рабочих, что во многих отношениях было неудобным; поэтому впоследствии наряд рабочих переводился на деньги, на которые нанимались желающие, причем туземная администрация обкрадывала народ, а русская делала вид, что ничего не замечает. Впоследствии в некоторых местностях к этому присоединились требования русской администрации о составлении сельскими обществами приговоров о сборе с населения особых средств на приобретение аппаратов Вермореля[574]. В конце концов народ открыто стал говорить, что его поедает не саранча, а те господа, которые от нечего делать забавляются ее истреблением.

Общая сумма взимавшихся с населения податей государственных и земских постепенно и значительно возрастала; а вместе с тем никаких сколько-нибудь значительных улучшений в важных для местной экономической жизни частях, как, например, дорожной, население не видело.

Оно ежегодно платило значительные суммы на наем ночных караульщиков; но значительной части их на деле не было, ибо, вместо несения своих прямых обязанностей, они несли обязанности рассыльных, несмотря на то, что воровство и разбои, в особенности в Фергане, одно время возрастали до размеров, невольно обращавших на себя внимание всех и каждого, не исключая и русскую администрацию, которая обыкновенно старалась уверить подлежащее начальство в том, что во вверенном районе все обстоит благополучно.

По этому последнему поводу невольно хочется упомянуть о нижеследующем. В 1902 году в Фергане возникло несколько дел по обвинению чинов (русской) уездной администрации в очень неблаговидных делах. В начале осени того же года генерал-губернатор, посетив эту область, обратился к одному из местных служащих лиц с вопросом, при каких обстоятельствах в Фергане могли вырасти новейшие муромские леса[575], населенные господами вроде Р., К. и Р., о деяниях которых были только что произведены дознания, тогда уже переданные следственной власти. На это был дан такой ответ: «Почвой для этого послужила прежде всего наша малая правдивость, ибо уездный начальник вопреки действительности уверяет губернатора в том, что в его уезде все обстоит благополучно; губернатор, получив совершенно такие же заявления от всех уездных начальников, уверяет в благополучии области генерал-губернатора; а последний спешит уверить в том же высшее правительство, но уже в отношении всего края».

Здесь мы желали бы обратить внимание читателей еще на одно немаловажное обстоятельство, что заставляет нас вернуться назад.

С половины 80-х годов, частью вследствие воздействия администрации, а главным образом благодаря тому, что более сметливые туземцы к этому времени успели уже убедиться в выгодности весьма настойчиво рекомендовавшегося им дела разведения американского хлопчатника, начавшего вслед за тем быстро вытеснять туземный, и расширения хлопководства в коренных областях края, быстрыми шагами пошли вперед, причем хлопчатник, вытесняя другие культуры, начал захватывать все большие и большие площади ирригационных земель