Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - [154]

Наравне с чисто каноническими правилами, касающимися омовений, молитвы, поста и паломничества в Мекку, шариат включает в себя законы о разного рода правах, о договорах, о торговле, о доверенностях, об орошении земли, о вакфе, о наследстве, об охоте, о браке и разводе, об опеке, о рабстве, о кровной мести, о прелюбодеянии, об употреблении вина, о краже и разбое, о вероотступничестве, о верховной власти, об отправлении правосудия и т. д.

Вместе с тем, во-первых, шариат силится установить взгляд на себя, как на учение абсолютно учиверсальное, дающее ответы на все те вопросы, которые могут возникнуть в уме мусульманина, и при том – как на учение вполне законченное и не подлежащее более никаким изменениям или усовершенствованиям, во-вторых, шариат, с невероятной подробностью регламентируя массу различнейших обрядностей, требует непременного выполнения всех устанавливаемых им мелочных деталей. Так, например, несоблюдение одного из правил, установленных относительно времени и места совершения молитвы, одежды, в которой она может совершаться, порядка произнесения молитвословий, совершения поясных и земных поклонов и т. п., с шариатной точки зрения делает такую молитву недействительной. И так во всем.

Стараясь столь мелочно регламентировать по возможности все явления человеческой жизни, шариат подчиняет себе эту жизнь, проникает в ее самые интимнейшие уголки и этим путем закабаляет не только деяния, но даже мысль в воображении верующего мусульманина, причем, сверх всего этого, являет собой учение, развивающее в своих адептах большую нетерпимость к другим религиям.

Настоятельные, педантичные требования шариата, предъявляемые им мусульманину в отношении мельчайших подробностей совершения молитвы, держания поста, очищения посуды после соприкосновения с ней чего-либо оскверняющего, подробностей фактического сожительства с женой и т. п., слишком многочисленны и сложны, а многие из них слишком трудновыполнимы для человека толпы, который не имеет возможности ни знать, ни помнить все эти мелочи, ни выполнять их вследствие недостатка в досуге и в материальных средствах, которые всегда и везде облегчали и облегчают человеку возможность удовлетворения всем вообще требованиям, предъявляемым ему частной, общественной и государственной жизнью.

Эта беспомощность человека толпы, не имевшего возможности ни знать и помнить, ни выполнить всех мелочных требований шариата, человека, на каждом шагу рисковавшего преступить закон по незнанию его и вместе с тем вечно трепетавшего тех тяжких кар, которыми шариат грозит за разного рода закононарушения, – эта беспомощность человека толпы, во-первых, заставила последнего приспособляться к тягостным для него условиям, т. е., делая вид ревностного исполнителя закона, в действительности исполнять очень немногое, наиболее удобоисполнимое; а, во-вторых, та же беспомощность явилась в свое время главнейшей причиной непомерного размножения книжников, которые, поощряемые к тому самим шариатом, полным противоречий и дающим возможность обхода одних его статей при посредстве других, за весьма скромное по большей части вознаграждение, очень охотно помогали – одним узнавать, как следует поступить в том или другом случае, дабы не преступить постановлений шариата, а другим уклониться от исполнения требований последнего, не рискуя подвергнуться ни геенне огненной, ни плетям кази-раиса[524], ни порицаниям окружающих, из коих каждый старался маскировать производимые им самим закононарушения громогласным порицанием того, что он случайно замечал в отношении своего соседа.

Помимо того, что профессиональные интересы книжников побуждали их сделаться вместе с тем и полуофициальными инспекторами народной нравственности, издавна установился еще и инспекторский надзор общественного мнения, надзор тем более тягостный и грозный, что участие в нем принимали все, от мала до велика, не брезгая при том даже и такими вспомогательными средствами, как дымовые отверстия в крышах и щели в глинобитных стенах.

В этом отношении все были против всех, и это делалось только ради ограждения самого себя, каждого порознь, от возможности бать заподозренным или уличенным в преступном игнорировании требований шариата и уставных общественных приличий, или хотя бы лишь в индифферентных отношениях ко всему этому. Каждый многое преступал и игнорировал, но тщательно скрывал это, даже от членов своей собственной семьи, стараясь вместе с тем казаться ярым столпом правоверия, много и громогласно разглагольствуя о несомненной необходимости строго исполнять все мельчайшие требования божественного закона.

Мало-помалу официальным, громогласно исповедовавшимся правилом туземца-мусульманина стало – жить по старине, не допуская никаких еретических новшеств, ибо шариатом и мудрыми творцами обширной духовно-нравственной литературы предусмотрено и регламентировано все и навсегда, а потому всякое новшество, не одобренное официально книжниками, лучше других знающими закон, не может быть ничем иным, кроме ереси.

Но наряду с этим официальным правилом постепенно установилось и другое, неофициальное, общее для громадного большинства, но тщательно скрывавшееся от посторонних взглядов в сокровеннейших тайниках души каждого. Согласно этому правилу каждый старался жить так, чтобы все, даже и никому не нужные, мелочи быта производили на окружающих впечатление полного соответствия с требованиями шариата и уставной этики. Согласно этому правилу можно подолгу не ходить в мечеть, но для этого надо всегда иметь наготове