Польско-литовская интервенция в России и русское общество - [30]
Разумеется, было бы неправильно характеризовать сочинение П. Пальчовского как выражение отношения всего дворянского сословия Речи Посполитой к России, но оно, безусловно, свидетельствует о появлении новых тенденций в общественно-политической мысли польско-литовского дворянства. Если ранее речь шла о попытках поисков соглашения с русским обществом (даже через голову его правителей — «тиранов»), о попытках привлечь его на свою сторону с помощью предоставления «прав и вольностей», то теперь, хотя этот мотив и не утрачивал полностью своего значения, речь шла о том, чтобы принудить русское общество принять выгодные для правящего класса Речи Посполитой решения, использовав для этого военную силу.
Высказывания П. Пальчовского заслуживают внимания и потому, что их нельзя рассматривать как одинокий изолированный факт. Так, сопоставление России как возможной колонии Речи Посполитой с заморскими владениями Испании и Португалии встречается не только у Пальчовского, но и в ряде других текстов, созданных в годы Смуты[263]. В. Чаплиньский обнаружил явные следы воздействия предложений Пальчовского в выступлениях сенаторов и шляхетских послов на сейме 1611 г.[264] Тот же исследователь привел ряд веских соображений в пользу того, что появление сочинения Пальчовского было инспирировано двором, который и дал средства на его издание[265]. Очевидно, изложенный в брошюре образ мыслей был не чужд королю и его окружению.
На собравшемся сейме вопрос об отношениях с Россией обсуждался 19–21 января 1609 г. на заседаниях верхней палаты — сената. Как позднее отмечал в своих записках участник этих совещаний гетман Станислав Жолкевский, все сенаторы за исключением трех или четырех высказались за то, чтобы король «этого случая не оставил»[266]. Сохранившиеся записи выступлений сенаторов подтверждают правильность оценки гетмана[267]. Особого внимания заслуживает выступление литовского канцлера Льва Сапеги, который не только призывал добиться возвращения утраченных территорий, но и доказывал, что не имеют законных прав на русский трон ни Василий Шуйский, убивший «истинного наследника» (т. е. Лжедмитрия I), ни Лжедмитрий II — Самозванец[268]. Эта деталь еще раз показывает, что целью похода было не только возвращение Смоленщины и Северской земли, но и подчинение всего Русского государства.
Как бы то ни было, согласие сената на поход в Россию Сигизмундом III было получено. Наряду с сенатом в состав сейма входила нижняя палата — посольская изба, состоявшая из послов, избранных на дворянских собраниях округов. Вопрос об отношениях с Россией на заседаниях в посольской избе не обсуждался. Однако, на что обратил внимание в своих записках Жолкевский[269], шляхетские послы одобрили конституцию «Żołnierze, wyjęci od sądów», согласно которой лица, отправляющиеся на военную службу, получали отсрочку при рассмотрении их судебных дел[270]. Такое поведение посольской избы дало основания краковскому епископу Петру Тылицкому утверждать, что послы, хотя и не высказались прямо, «молчаливым согласием» одобрили королевские планы[271].
Правда, поскольку в посольской избе планы войны с Россией не обсуждались, никакого решения о войне высший орган власти в Речи Посполитой не принял. Соответственно не были вотированы и средства на содержание необходимой для войны армии. Сейм принял решение о выплате только одного побора, предназначенного на ведение войны со шведами в Ливонии[272]. Однако следует отметить, что король, обращаясь к сеймикам, не ставил вопроса о принятии сеймом решения о войне и выделении средств на снаряжение армии. О причинах такого поведения Сигизмунда III речь пойдет в дальнейшем. Здесь хотелось бы еще раз отметить, что король желал выяснить отношение сенаторов и шляхты к планам войны с Россией, и результаты такого зондажа оказались вполне благоприятными. Тем самым был сделан еще один важный шаг к принятию окончательного решения о войне.
В мае 1609 г. король нашел положение настолько благоприятным, чтобы открыто заявить о своих намерениях. Тогда был обнародован «Универсал относительно отъезда короля»[273]. Свой отъезд из столицы — Кракова — Сигизмунд III объяснял необходимостью вмешаться в «московские смуты» («zamieszki moskiewskie»), чтобы защитить интересы Речи Посполитой. Эти действия, заявлял король, он предпринял «с согласия всего сената на сейме Речи Посполитой».
Вскоре в связи с планами короля в отношении России возникли осложнения, побудившие Сигизмунда III к новым заявлениям о целях его восточной политики. Поводом для возникновения осложнений послужило, как представляется, уже упоминавшееся выше выступление литовского канцлера Льва Сапеги на сейме 1609 г. В этом выступлении Лев Сапега подчеркивал, что в отличие от Лжедмитрия II и Шуйского Сигизмунд III имеет все законные права на русский трон как близкий родственник угасшей династии
