Польско-литовская интервенция в России и русское общество - [130]
Когда войска Прокопия Ляпунова стали двигаться к Москве, А. Госевский предпринял попытку вступить с ним в переговоры. В посольство, направленное к Ляпунову, вошли, по его словам, архимандрит Чудова монастыря, «протопоп Спасской», боярин Михаил Александрович Нагой, полковник Ян Дуниковский и ротмистр Ян Гречиц[1297]. Таким образом, по форме это было совместное посольство московского духовенства, Боярской думы и польско-литовского войска.
Послы должны были предложить Ляпунову заключить соглашение, по которому был бы установлен срок, до которого стороны должны были дожидаться прибытия королевича и воздерживаться от военных действий. Если бы королевич к установленному сроку не прибыл, польско-литовское войско должно было покинуть Москву. Как представляется, А. Госевский пошел на этот шаг под давлением с двух сторон — со стороны Боярской думы и со стороны войска.
Для Думы такая отсрочка давала возможность попытаться еще раз добиться приезда королевича в Москву и благодаря этому заключить соглашение с восставшими[1298] и сохранить свое традиционно высокое положение в русском обществе. Войско, находившееся в самом центре огромной чужой страны и с каждым днем ощущавшее растущую враждебность местного населения, как бы стихийно ощущало нереальность тех планов подчинения России, которые разрабатывались в королевском лагере под Смоленском. Войско было недовольно тем, что подписанный договор не выполняется и что король, следуя своим личным интересам (желая сам сесть на русский трон), поставил войско в опасное положение. В записках Мархоцкого встречаем сообщение о том, что на военном совете в январе 1611 г. предлагали послать под Смоленск и просить короля скорее прислать сына в Москву[1299]. В то время офицеры гарнизона не решились на то, чтобы «учить короля, как он должен войну кончить». Но позднее, когда положение стало совсем угрожающим, войско 23 февраля н. ст. направило к королю своих послов, чтобы поставить его в известность о начавшихся волнениях в стране, причиной которых стала задержка с приездом нового государя и известие, что «Ваша королевская милость королевича его милость государем этому народу дать не хочешь». Так как король не выполняет условий соглашений и одновременно не присылает помощи, то, писали из войска, «Ваша королевская милость ничего себе больше от нас ожидать не должны»[1300]. Так настроенное войско могло заставить Госевского пойти на переговоры с Ляпуновым. Что касается самого Госевского, то, возможно, он стремился прежде всего выиграть время, чтобы затем, получив подкрепление, разговаривать с восставшими на языке оружия.
Осуществление этого плана сорвало вспыхнувшее в Москве восстание. В рассказах русских исторических произведений о Смуте с редким единодушием излагается версия о том, что польско-литовское войско и русские изменники планировали массовую резню населения Москвы и убийство патриарха на Вербное воскресенье (17/27 марта)[1301].
В определенном противоречии с этой версией находятся свидетельства польских офицеров в упомянутых выше записках М. Мархоцкого и С. Маскевича, свидетельствующие, что польско-литовские военачальники стремились избежать столкновения с населением большого города[1302]. К тому же следует учитывать, что определенные надежды войско, конечно, возлагало на посольство к Ляпунову.
Однако такие утверждения появились на страницах русских исторических сочинений неслучайно. В записках М. Мархоцкого отмечено, что в день праздника «боярин Салтыков» — Михаил Глеб. Салтыков, глава тайных сторонников Сигизмунда III, сказал: «Вам сегодня Москва дала причину, а вы их не били, так они вас в следующий вторник будут бить, а я того ждать не буду, взяв свою жену, поеду к королю». К этим высказываниям М. Мархоцкий дал следующий комментарий: М. Г. Салтыков ожидал, что во вторник к городу подойдут отряды Ляпунова, и поэтому предлагал напасть на жителей Москвы до того, как они соединятся с восставшими[1303]. Таким образом, для возникновения подобных слухов была реальная причина — русские «изменники» действительно носились с планами превентивного избиения жителей города[1304]. Приведенные здесь высказывания Салтыкова показывают, что желание делать карьеру при поддержке Сигизмунда привело, по крайней мере наиболее активных людей из круга тайных сторонников короля, к полному разрыву духовной связи со своей страной и народом.
На следующий день после Вербного воскресенья пришли, по свидетельству С. Маскевича, сообщения лазутчиков, что к городу с трех сторон приближаются русские войска, и на военном совете было принято решение выйти в поле против неприятеля. Но это решение не было выполнено, так как во вторник утром в Москве начались волнения[1305]. Следует согласиться с проницательным замечанием М. Мархоцкого, что начавшиеся столкновения не соответствовали интересам ни польской, ни русской стороны, так как объективно жители Москвы были заинтересованы в том, чтобы соединить свои силы с войсками Первого ополчения[1306]. Однако сведения о близком приходе войск Ляпунова стали известны не только польским военачальникам, но и жителям Москвы. Как записал современник и участник событий ученый грек Арсений Элассонский, сторонник боярского правительства, «глупые без роду из народа… с радостию и великим голосом кричали: "Пришел Прокопий Ляпунов!"»
